Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

Я был удивлен, потому что до срока мне оставался еще целый день. Неужто повелитель решил приблизить срок моей казни? В последний раз я обнял мою дочь, поднял ее и прижал к груди, желая держать ее так до Судного дня, а не расстаться с ней тем же вечером. Сквозь одежды я почувствовал, что в кармане у нее лежит что-то круглое.

– Что у тебя в кармане, дитя мое? – спросил я.

Она достала из кармана яблоко и показала мне:

– Смотри, отец, на нем вырезано имя нашего господина, повелителя правоверных, – наш раб Райхан продал мне это яблоко за два динара.

И тут все ахнули, а визирь Джафар продолжал.

– Я и думать забыл о том яблоке, когда с тяжелым сердцем покинул дом и семью, дабы пасть в ноги великодушному повелителю, хоть и знал, что он никогда не берет своего слова назад, и боялся его сурового суда. Повелитель сидел в своих покоях, попивая вино и беседуя с поэтом Абу Нувасом – тем, что слагает такие чудесные и забавные стихи. Я удивился: ведь калиф призывает к себе Абу Нуваса, когда хочет развлечься и отдохнуть от забот. Абу Нувас повернулся ко мне с чашей в руке и весело рассмеялся…

И тут третий купец впервые поднялся со своего места: он сбросил бурнус и предстал перед всеми в своем подлинном обличье, молодой и стройный, с золотыми волосами под тюрбаном, который он снова надел на голову, прежде чем прочесть эти строки:

Нувас, мой друг, крепись, терпи,
Судьба тебя не баловала,
Однако ты испил немало
Блаженства – не одних тревог.
Не сетуй – милосерден Бог,
Над смертными его лишь воля,
И выбирает он за нас
Веселый или смертный час.

И, охваченный волнением, третий дервиш воскликнул: «Велик Аллах!»

Джафар продолжал:

– Бедный Джафар, – сказал мне калиф. – Ты верно прослужил мне много лет – так разве я позволю тебе провести последнюю ночь на нашей земле в одиночестве, терзаясь предчувствием смерти? Давай переоденемся купцами, пойдем по улицам города и посмотрим, как живут люди. Возможно, вид чужих несчастий тебя утешит, и, кто знает, может быть, удача сулит нам последнее приключение, которое позволит радостно вспоминать о тебе.

Есть у повелителя правоверных обычай гулять по улицам Багдада переодетым, и мы провели так много необычайных вечеров – но ни один не был так удивителен, как сегодняшний. Мы печально бродили по улицам без особенных происшествий, покуда, проходя мимо вашего дома, не услышали голоса и музыку и не увидели ярко горящий свет. Мы постучали к вам, надеясь развлечься. Мы и не думали, что по воле Аллаха получим здесь ответ на обе загадки разом. Надеюсь, добрая госпожа, что этим мы выполнили свою часть договора, и теперь вы простите меня и обоих моих товарищей?

Хозяйка дома склонила голову в глубоком смятении, а Гарун аль-Рашид рассмеялся.

– Может быть, Джафар, ты и помилован, но не подобает тебе радоваться тому, что другие попали в неловкое положение. Разве не помнишь, как ты возражал против того, чтобы постучаться в этот дом, как боялся, что его обитатели пьяны и могут оскорбить меня. Как я доволен, что мы с Абу Нувасом настояли на своем, вошли и вмешались в то, что нас не касается, хоть ты и пытался нас удержать! Нам угрожали смертью, но, к счастью для тебя, третий дервиш, у которого еще не зажила рана на месте глаза, признался в своем преступлении с великой простотой и мужеством. Осталось закончить еще одно важное дело, за которое ты в ответе. Где Масрур?

– Твой палач у ворот и, как всегда, ожидает твоих приказаний, о повелитель.

Визирь хлопнул в ладоши, и в тот же миг палач Масрур вошел и поклонился калифу до земли.

– Масрур, приведи мне Райхана, раба визиря, да поскорее!

Как только Масрур ушел, поэт Абу Нувас встал и склонился перед калифом.

– О повелитель правоверных, дозволишь ли прочесть несколько строк?

Калиф милостиво махнул рукой.

О яблонька кудрявая моя,
Ни жажды, ни тоски не знаешь ты,
Взамен плодов качая на ветвях
Прекрасные и дерзкие мечты.
Вослед лобзаньям на моих устах
Остались зубок алые следы,
Но не стыжусь: прелестницы всегда
В сладчайшие впиваются плоды

[6].

Калиф нахмурил брови и сказал:

– Твои стихи неуместны, Абу Нувас. Вспомни: ведь это из-за яблока убита женщина в расцвете лет!

– Убийство – зло, а стихотворство – дар Аллаха. Добрые дела прогоняют злые, – отвечал поэт.

Калиф согласно кивнул, и Абу Нувас вернулся на свое место, а в чертог вошел палач Масрур, ведя за руку раба Райхана. Масрур поклонился Калифу и пинком заставил недоумевающего и ошеломленного Райхана встать на колени.

– Это ты продал младшей дочери визиря яблоко с моим именем, вырезанным на нем? – вопросил калиф.

Раб не поднимал головы от земли, но Масрур снова пнул его, и Райхан, не поднимаясь с колен, ответил слабым голосом: