– …И я отнес его на крышу и опустил в дом моего соседа, одинокого мусульманина, и оставил его там.
Услышав это, правитель приказал палачу снять веревку с шеи повара-мусульманина и накинуть ее на врача-еврея.
Но когда палач уже собирался затянуть веревку, через толпу собравшихся протолкнулся портной.
– Постой, не вешай никого, кроме меня, ведь это я убил горбуна, – крикнул он.
И в свою очередь рассказал градоправителю о том, что случилось, и как он погубил горбуна, желая над ним подшутить, и как они с женой затем оставили горбуна у врача-еврея и бежали. Услышав это, правитель сказал палачу:
– Тогда отпусти врача и повесь портного.
И сказал палач правителю:
– По правде сказать, о достопочтенный господин, я уже устал тащить на виселицу одного и отпускать другого – то христианина, то мусульманина, то еврея, то врача, то повара, то купца! И слава богу, что настал делу конец.
И он отпустил врача-еврея и накинул петлю на шею портному. Когда он затягивал веревку, к нему подошел человек и сказал: «Постой, не вешай этого беднягу». Но вместо того чтобы сказать: «Я убийца», он обратился к портному, врачу, повару и купцу:
– Я один из вельмож нашего царя. Мне приказано отвести вас всех к царю, потому что горбун, убитый вами, – не кто иной, как любимый царский шут, к обществу которого его величество весьма привык. Шут развлекал его каждый вечер, и, когда горбун не явился вчера ко двору, государь приказал искать его по всей стране. Мы узнали, что он убит, и теперь повелитель желает, чтобы вы рассказали ему, как это случилось.
Вскоре всех четверых привели пред лицо царя Китая, и они поцеловали землю у его ног. Мертвый горбун лежал в тронном зале на роскошном ложе, с шелковой подушкой под головой.
Все четверо по очереди рассказали императору свою историю. Слезы побежали по щекам властителя. «О добрый мой горбун, ты устроил представление даже из своей смерти!» Все четверо облегченно вздохнули, когда услышали эти ласковые слова царя.
И тогда царь обратился ко двору и спросил: «Слышал ли кто-либо что-нибудь смешнее, чем история этого горбуна?» – и покачал головой. Затем будто вспомнил про горбуна что-то особенно забавное, потому что улыбнулся, а потом расхохотался, так что к нему присоединились без боязни все четверо, и вот уже их смеху вторит весь двор. Купец, осмелев, сделал шаг вперед, встал на колени, поцеловал землю перед царем и спросил:
– О великий государь, позволишь ли ты мне рассказать историю, что еще смешнее, чем злоключения горбуна?
– Рассказывай, – разрешил царь.
И купец начал свою историю.
Когда я вчера вечером подошел к воротам постоялого двора, то увидел известного в Багдаде вора с ослом в поводу.
– Не говори мне, добрый вор, что этого осла ты украл! – пошутил я.
– Конечно, украл! – отвечал он. – И ты удивишься, если узнаешь, что стащил я осла у хозяина, пока тот вел его под уздцы.
Я украл его среди бела дня! – продолжал хвастать вор. – Разве про меня не говорят, что я такой ловкий вор, что украдет и ресницу с века? Я люблю рисковать, а сегодня я шел по дороге вместе с другим вором, не таким умелым, как я, и он побился со мной об заклад, будто мне ни за что не украсть осла, которого вел впереди нас погонщик.
Я велел вору забежать вперед и, когда мы дошли до развилки, снял башмаки и показал ему знаками, чтобы он тоже разулся. Мы бесшумно подошли к ослу, и я осторожно снял у него с головы недоуздок и передал его своему спутнику, который и увел осла по другой тропе. Я же надел недоуздок на голову, а башмаки на ноги и на руки и пошел за погонщиком, подражая стуку ослиных копыт. Когда осел и мой приятель исчезли из виду, я застыл и не двигался с места, как бы погонщик ни дергал за поводья. Наконец он обернулся, и когда увидел меня вместо осла, то вздрогнул и затрясся от страха.
– Аллах Всемогущий, что случилось? Кто ты такой и где мой осел? – закричал он.
– Это я твой осел, и то, что со мной произошло, поистине необычно, – отвечал я. – Однажды я вернулся домой таким пьяным, что моя добрая матушка, когда меня увидела, разгневалась и стала меня бранить, повторяя: «Раскайся, сын мой, откажись от этого порока и вернись к праведной жизни».
Спьяну я рассвирепел и принялся бить ее палкой. Она прокляла меня и стала молить Всевышнего наказать меня любым способом, каким ему будет угодно. И я превратился в осла. Затем кто-то увидел меня в переулке, отвел на рынок и продал тебе. Я был твоим ослом все это время, покуда, видно, моя мать не вспомнила обо мне и, почувствовав жалость, не воззвала к Всевышнему. И тот в своем милосердии снова сделал меня человеком!
Услышав мой рассказ, погонщик воскликнул:
– Воистину все в руках Всевышнего! – Дрожащими руками он освободил меня от узды и опустился на колени. – Прости меня, брат, и богом молю, не вини за то, что я обращался с тобой, как со скотиной, ездил на тебе и нагружал тебя самыми тяжелыми камнями, а главное, за то, что бил тебя каждый раз, когда ты замедлял шаг.