Тысяча огней

Именно такие заповедники феодализма в свое время служили надежной опорой колониальной администрации. А сейчас они серьезно и часто небезуспешно противятся осуществлению самых насущно необходимых преобразований. Сочетание в нынешней Африке транзисторного приемника с самой что ни на есть «традиционной» архаикой стало одним из излюбленных общих мест в газетных статьях, посвященных африканской тематике. Беда только в том, что такие, казалось бы, несопоставимые вещи прекрасно сочетаются. В рассказах Куиличи хорошо видно многообразие тех форм принуждения, которые использует старая знать, чтобы держать в повиновении массу крестьян и кочевников, — от прямого насилия до освященных веками норм идеологического порабощения. И автомобиль последней американской марки, который на плечах переносят через реку «пожизненные слуги» правителя, вырастает уже в символ. А главное, феодальная верхушка цепко держится за свои привилегии. Когда начальник дворцовой охраны в Нгаундере говорит: «Для ламидо ничто не изменится. Они всегда были хозяевами!» — то это не просто слова, а очень определенная политическая программа. И эту реальность приходится учитывать и всем правительствам Дагомеи, и президенту Ахиджо (это фигура гораздо более сложная и противоречивая, чем можно судить по небольшому эпизоду, описанному в книге), и правительствам Нигерии.

Новое проникает в Африку в форме отношений и взглядов, характерных для капиталистического общества. Соответственно искажаются любые отношения между людьми, любые реакции человека на окружающую его действительность. И для иллюстрации можно напомнить несколько эпизодов из книги.

Прежде всего рассказ об американце, летчике, перевозившем проданных в рабство детей. «Какое мне дело, если мне платят десять тысяч долларов в месяц?»— в этих словах бесчеловечный характер новых отношений сконцентрирован на редкость емко и ясно. Рабство «обычное» и рабство капиталистическое вполне сочетаются в иных случаях…

При этом, однако, когда Куиличи говорит о спросе на африканских невольников на Арабском Востоке, не следует его слова толковать расширительно: известно (да это хорошо видно и из текста книги), что этот спрос в наши дни ограничивается Саудовской Аравией и княжествами востока и юга Аравийского полуострова, то есть по существу такими же «заповедниками феодализма» на Ближнем Востоке, какими север Нигерии и отчасти Камеруна оказываются в Африке. Прогрессивные же страны Арабского Востока никак не повинны в этой позорной торговле арабских эксплуататоров, которые угнетают и свой народ. Больше того, такие страны, как ОАР или Алжир, немало делают для того, чтобы ликвидировать наслоения неприязни и недоверия между арабским и негроидным населением Африки, скопившиеся на протяжении веков исторического развития, и добиться объединения всех народов Африки на демократических основах.

Другой пример: представление, посвященное работорговле, которое устраивает в окрестностях Лагоса туристская компания. По существу это профанация, издевательство над памятью миллионов африканцев, погибших в период европейской работорговли. Но бизнес остается бизнесом, на чем бы он ни был построен.

Характерно, что современные работорговцы очень успешно используют традиционные обычаи и суеверия в своей коммерческой деятельности. И опять же оказывается, что самые варварские традиции вполне сочетаются с новейшими (для Тропической Африки) формами капиталистической эксплуатации. Чего стоят хотя бы «люди-крокодилы» в окрестностях Лагоса, под прикрытием древних суеверий безнаказанно скупающие девушек, которых затем перепродают в публичные дома.

Да, африканская действительность очень сложна. Одним из примеров этого можно назвать проблему многоженства, которой в книге уделено довольно много внимания. Куиличи, конечно, прав, когда выступает против приниженного положения африканских женщин и против полигамии как одного из проявлений этого положения. Нужно, однако, различать многоженство в сложившемся классовом обществе (например, в султанате Зин-дер) и такое многоженство, которое вытекает еще из пережитков родового строя, как в случае с кирди. В целом же освобождение африканской женщины, утверждение ее равноправия с мужчиной теснейшим образом связаны с необходимостью быстрого подъема экономики и культуры молодых африканских государств; и в то же время это освобождение оказывается обязательным условием такого подъема. Но при этом нельзя упускать из виду, что быстрое изменение устоявшихся вековых традиций, особенно в быту, — дело очень нелегкое. Поэтому даже самым демократическим правительствам Африки приходится в таких вопросах проявлять сдержанность и известную осторожность.

Не мудрено, что разложение традиционного общества, появление самых уродливых сочетаний нового и старого ведут к разрыву привычных социальных связей, а значит, и к тому отчуждению человеческой личности, о котором много и в целом верно говорит Куиличи.