Тысяча огней

Евреи Палестины после разрушения Иерусалимского храма рассеялись по всему свету, и священные писания передавались из поколения в поколение лишь устно; только еврейская община Джербы сумела, по утверждению здешних раввинов, сохранить древние свитки и книги, точный свод религиозных традиций и законов. Поэтому жители Хара-Кбиры и Хара-Сгиры считают себя общиной «ортодоксальных» евреев.

Мусульманское золото для синагоги

Когда мы вышли из Грибы под свежую тень пальм, рассказы возобновились. Но теперь мы беседуем с юношами селения, речь идет уже не о древних, утопающих во тьме веков временах, а о наших днях. Многие молодые евреи верят, что тут, на Джербе, евреи и арабы и дальше смогут жить в полном согласии.

Некоторые же побаиваются преследований со стороны центральных тунисских властей. Впрочем, этот страх своими корнями уходит в опыт недавнего прошлого, когда Джерба была захвачена нацистами, высадившимися в Северной Африке. Самый молодой из евреев сидит на песке рядом с нами и на французском языке спокойно рассказывает о событиях тех дней.

— Немцы, — говорит он, — поставили тут противовоздушную батарею, а потом разместили целую бригаду. Они опасались высадки союзников. Наши отцы знали, что произошло в Европе, и боялись депортаций. Между тем ничего страшного не произошло. Здесь, на Джербе, немцы — солдаты и офицеры — долгое время вообще не знали о существовании еврейской колонии.

— Они путали нас с арабами и даже не подозревали, что мы евреи, — с легкой улыбкой объяснил один из пожилых раввинов. — Однажды офицер-немец зашел посмотреть синагогу и потом долго восхищался красотой… этой мечети.

Я тоже улыбнулся: ярые арийцы из-за сходства одежды не смогли отличить евреев от арабов. Так благодаря тевтонскому тупоумию и помощи арабов и негров Гриба уцелела и вся еврейская колония была спасена.

Второй раввин рассказал нам о последних днях немецкой оккупации, когда на долю колонии выпали тяжкие испытания. Кто-то донес немцам, и командование СС приказало старшему офицеру на острове погрузить всех евреев на корабль и отправить в лагеря. Но тут вмешался итальянец, командир корвета, стоявшего в порту. Он уговорил немцев отказаться от этого плана. «Лучше использовать корабль для перевозки войск в случае отступления», — убеждал он немцев. Страх оказался сильнее ненависти к евреям и даже сильнее полученного приказа. Немец — начальник гарнизона — предпочел приберечь корабль на случай бегства, чем везти на нем евреев. Но чтобы ублаготворить свое начальство, он потребовал от еврейской общины выкуп — центнер золота и два центнера серебра.

Требование это было изложено старику раввину, который рассказывал нам об этих событиях.

— Чтобы к утру все было собрано, — сказал мне немец. — Мы понимали, что в случае невыполнения приказа нас ждут репрессии, но в Хара-Кбире и Хара-Сгире у евреев не было столько золота и серебра. И тут с особой силой проявился дух солидарности трех общин Джербы. Негры, но прежде всего арабы помогли нам собрать центнер золота, и выкуп был внесен в срок. Так мы остались в живых, — с улыбкой заключил раввин.

Несколько минут мы сидели молча, потом раввин встал, попрощался с нами и пошел в Грибу, где его уже ждали другие старики раввины, ласточки и воробьи.

А мы перебрались на другой берег к искателям губки, которые обещали показать нам свое мастерство. Мы провели с ними целый день, наблюдая за их нелегкой работой, и постепенно Гриба с ее тишиной и полумраком почти совсем забылась.

* * *

Новый прыжок во времени — и мы очутились в Гуэллале. Здесь, в южной части острова, — богатые залежи глины, и жители этих мест еще в эпоху ионической цивилизации занимались выделкой кувшинов, ваз, амфор и особенно джар[5] для оливкового масла, этого главного богатства острова.

Мастерство потомственных гончаров передается от отца к сыну, и способы обжига и лепки ничуть не изменились за два долгих тысячелетия.

В Гуэллале вы шагаете по сплошным обломкам терракоты, а окраины селения словно упираются в невысокие холмы, за которыми виднеется полоска горизонта. Вблизи эти «холмы» оказались печами для обжига, где гончары век за веком «пекут» чудесные вазы.

Рядом с каждой печью — мастерская, где глину пропускают через примитивные деревянные круги и она наконец принимает задуманную гончаром форму. Медленное вращение гончарных кругов и беспрестанное шипение огня в печах напоминают о времени, которое медленно перемалывается день за днем, а каждый шаг по осколкам и черепкам глины вызывает мысли о математических соотношениях в истории. Ведь каждый такой шаг равен тысяче, десяти тысячам шагов множества поколений и цивилизаций, нашедших дорогу на этот остров.