Тысяча осеней Якоба де Зута

— Моя мачеха заметила перемену в его поведении, но ничего ему не сказала поначалу. При жизни отца она казалась послушной докторской женой, но после похорон изменилась… или стала сама собой. Запретила мне покидать дом без ее разрешения, а это разрешение давала очень редко. Сказала мне: «Твои игры в ученых закончились». Старым друзьям отца предложили не появляться, пока их не позовут. Она отослала Аяме, нашу последнюю служанку, еще со времен матери. Мне пришлось выполнять ее обязанности. В один день я ела белый рис; на другой день не оставалось ничего другого, как довольствоваться коричневым. Ее послушать, я выросла такой избалованной!

Яиои тихонько ахает от удара в матке.

— Никто из нас не думает, что ты избалованная.

— Ну а потом мой сводный брат доказал мне, что я еще не знала, какие они, настоящие проблемы. Я спала в комнате Аямы — там могли разместиться две циновки, так что она больше походила на чулан, — и в одну ночь, через несколько дней после похорон отца, когда весь дом затих, появился мой сводный брат. Я спросила, что ему надо. Он ответил, что я знаю. Я велела ему убираться. Он ответил: «Порядки поменялись, дорогая сестрица». Сказал, что теперь он — глава семейства Аибагава в Нагасаки, — во рту Орито появляется металлический вкус, — и все в доме принадлежит ему. «И это тоже», — добавил он и тогда потрогал меня.

Яиои морщится:

— Не следовало мне спрашивать тебя. Ты не обязана мне рассказывать.

«Это его преступление, — думает Орито, — не мое».

— Я пыталась… но он ударил меня, как никто не бил меня до этого. Закрыл рукой мой рот и пообещал… — «Представь себе, — вспоминает она, — что я Огава», — …что будет держать мою правую половину лица над огнем до тех пор, пока она не станет такой же, как левая, если я буду сопротивляться, и все равно он добьется того, что хочет. — Орито замолкает, чтобы изгнать дрожь из голоса. — Показать страх мне удалось легко. Показать, что уступаю ему — сложнее. И я сказала: «Да». Он лизал мое лицо, как собака, и начал раздеваться, и… тогда я сунула руку ему между ног и сжала то, что нашла там, как лимон, изо всех сил.

Яиои видит свою подругу в новом свете.

— Его крик разбудил весь дом. Прибежавшая мать прогнала слуг. Я рассказала, что ее сын пытался сделать. Он сказал ей, что я умоляла его прийти ко мне в постель. Она дала пощечину главе семейства Аибагава в Нагасаки один раз — за то, что врал, второй раз — за его глупость, и десять раз еще — за едва не потерянную самую ценную собственность семьи. «Настоятелю Эномото, — сказала она ему, — нужно, чтобы твоя приемная сестра прибыла в монастырь уродцев нетронутой». Так я узнала, зачем приходил управляющий имением Эномото. Через четыре дня я оказалась здесь.

Ветер трясет крышу, огонь рычит в ответ.

Орито вспоминает, как все друзья отца отказались оставить ее у себя на ночь, когда она убежала из дома.

Она вспоминает, как пряталась всю ночь в «Доме Глициний», прислушиваясь к каждому шороху.

Она вспоминает, как тяжело далось ей решение принять предложение де Зута.

Она вспоминает, как она пыталась обманом пробраться на Дэдзиму и как ее схватили у Сухопутных ворот.

— Монахи — они не такие, как твой сводный брат, — говорит Яиои. — Они учтивые.

— Настолько учтивые, что после моего «нет» остановятся и уйдут из моей комнаты?

— Богиня выбирает Дарителей так же, как выбирает сестер.

«Веру внушают с тем, — думает Орито, — чтобы управлять верующими».

— Когда меня одаривали впервые, — признается Яиои, — я представляла себе юношу, которого я когда- то любила.

«Значит, капюшоны нужны, — догадывается Орито, — чтобы скрыть их лица — не наши».

— Может, у тебя есть мужчина… — Яиои медлит с вопросом, — …которого ты могла бы…

«Огава Узаемон, — думает акушерка, — более не имеет ко мне никакого отношения».

Орито отгоняет от себя все мысли о Якобе де Зуте и тут же вспоминает Якоба де Зута.

— О — о, — понимает Яиои. — Я сегодня такая назойливая, как Хашихиме. Не обращай на меня внимания.

Но самая новая сестра выскальзывает из тепла одеял, идет к сундучку, подаренному настоятельницей, и вынимает оттуда веер из бамбука и бумаги. Яиои садится, охваченная любопытством. Орито зажигает свечу и раскрывает веер.

Яиои разглядывает рисунок.

— Он художник? Или ученый?

— Он читал книги, но работал клерком на обычном складе.

— Он тебя любил, — Яиои касается ребер веера. — Он любил тебя.

— Он чужеземец из другого… феода. Он практически не знал меня.

Яиои с грустью смотрит на Орито и вздыхает.

— Ну и что?

Спящая знает, что спит, потому что лунно — серый кот повторяет: «Кто-то принес эту рыбу так высоко в горы». Кот берет сардину, прыгает на землю и исчезает под досками. Спящая спускается на землю, но кот исчез. Она видит узкую прямоугольную дыру в фундаменте Дома…

…и ощущает его теплое дыхание. Слышит детей и летних насекомых.

Голос с досок настила спрашивает: «Самая новая сестра что-то потеряла?»

Лунно — серый кот лижет лапки и разговаривает отцовским голосом.

«Я знаю, ты — посланник, — говорит спящая, — но какое у тебя послание?»