Тысяча осеней Якоба де Зута

Взрывной смех Савараби доносится из кухни.

Экономка Сацуки смотрит в прошлое: ее дыхание учащается.

«Ты больна даже тяжелее, — полагает Орито, — чем представляешь себе…»

— Ах, какая я болтушка! Спасибо за помощь, сестра, но ты не должна позволять мне удерживать тебя от исполнения твоих обязанностей. Я сама смогу сложить кимоно, спасибо.

Орито возвращается во внутренний коридор и вновь берется за метлу.

Аколиты стучат по воротам, чтобы их пустили назад, в свою часть храма.

Как только ворота открываются, лунно — серый кот пробегает между их ногами. Он проходит по двору, белка забирается на старую сосну. Кот прямиком направляется к Орито, трется о лодыжки и пристально смотрит на нее.

— Если ты вернулся за рыбой, плутишка, то второй нет.

Кот говорит Орито, что она бедное, глупое создание.

— В феоде Хизен, — первая сестра Хацуне гладит вечно закрытое веко, пока ночной ветер обдувает храм, — одно ущелье поднимается с северной стороны от дороги Саниодо к городу — замку Битчу. В узком проходе того ущелья ночь застала двух усталых коробейников из Осаки, и они решили переночевать рядом с заброшенным храмом Инари, Бога — лиса, у освященного веками орехового дерева, покрытого мхом. Первый коробейник, веселый малый, продавал ленты, расчески и всякое такое. Он очаровывал девушек, льстил парням, и дела у него шли хорошо. «Ленты целуют, — он пел, — девушки танцуют». Второй коробейник продавал ножи. Угрюмый тип, который считал, что все обязаны помогать ему зарабатывать на жизнь, а потому его тележка ломилась от непроданного товара. Тем вечером, когда начинается наша история, они согрелись у костра и заговорили о том, что будут делать, когда вернутся в Осаку. Продавец лент сказал, что женится на его давней, с самого детства, подружке, а продавец ножей хотел открыть ломбард, чтобы получать больше денег и поменьше при этом работать.

Ножницы Савараби — чик — чик — чик — режут хлопковую ленту.

— Прежде чем они легли спать, продавец ножей предложил помолиться Инари — саме, чтобы тот защитил их ночью в таком безлюдном месте. Продавец лент согласился, но как только он встал на колени перед заброшенным алтарем, продавец ножей отсек ему голову ударом самого большого топора, какой нашелся в его тележке.

Несколько сестер ахают, а Садае даже протестует: «Нет!»

— Как ше так, сестла? — удивляется Асагао. — Ты ше скасала, они стали длусьями.

— Так думал бедняга, который торговал лентами, сестра. А потом продавец ножей взял его деньги, закопал тело и завалился спать. Ночные кошмары или чьи-то стоны мучили его? Совсем нет. Продавец ножей проснулся бодрым, позавтракал едой убитого и без происшествий вернулся домой в Осаку. На деньги убитого им человека открыл ломбард, разбогател, и скоро у него появилась красивая одежда, а ел он теперь серебряными палочками самые лакомые деликатесы. Четыре весны пришло, и четыре осени ушло. И однажды днем лохматый, заросший человек в коричневом плаще с капюшоном зашел в ломбард и вытащил из-под плаща ящик орехового дерева. Из него достал весь гладкий, отполированный человеческий череп. Ломбардщик сказал: «Ящик, может, и стоит несколько медных мон, а зачем ты показываешь мне эти старые кости?» Незнакомец ухмыльнулся ломбардщику белыми — белыми зубами и приказал черепу: «Пой!» И точно так же, как я сейчас живу и дышу, сестры, череп запел вот какую песню:

«Сладок сон с моей красоткой и вкусна еда,

Там, где аист с черепахой да бела сосна…»

Полено трескается в очаге, и половина женщин подпрыгивает.

— Три символа удачи, — говорит слепая Минори.

— Так и ломбардщик подумал, — продолжает Хацуне, — но лохматому, заросшему незнакомцу он стал жаловаться, что рынок заполонили голландские безделушки. Он спросил, будет ли череп петь для любого человека или только для незнакомца? И сладким голосом незнакомец объяснил, что череп будет петь для настоящего хозяина. «Хорошо, — крякнул ломбардщик, — вот три кобана: попроси еще на один мон больше, и мы сразу разойдемся в разные стороны». Незнакомец ничего просить не стал, поклонился, положил череп в ящик, взял деньги и ушел. Ломбардщик долго не думал, как быстро обернуть волшебную покупку в деньги. Он щелкнул пальцами, ему принесли паланкин и отвезли его в дом одного ронина [70], который зарабатывал разными ставками на спор. Осторожный ломбардщик проверил свою покупку, пока его несли, и приказал черепу: «Пой!» И тут же череп запел:

«Дерево как жизнь, огонь — символ временной,

Там, где аист с черепахой под белой сосной!»