Тысяча первый попаданец. Часть вторая

Не так давно твой взгляд с моим
Сливался в нежном упоенье
А нынче прячешь ты глаза
И рук моих не жмешь
Со страстным вдохновеньем
И вот в отчаяньи немом
Мгновенья я перебираю
Анализирую, бешусь
И вновь все промахи считаю
Так что ж, промчится этот шквал
И солнце снова улыбнется?
Или напротив, вал на вал
Нахлынет, туча разрастется
И мир надолго обернется
Во мрак ночной
Для нас с тобой?

Тут уж обе дамы присмирели, повторяя про себя последние строки. Вера вдруг расплакалась:

– Мама, я не могу смотреть на вашу ссору с папой. Пожалуйста, помиритесь. Вот и папа об этом просит. Он же тебя любит. Такие прекрасные стихи…

– Да я, собственно, не против. Просто он так занят своим делом… Я не хотела тебе мешать…

– Прости ты меня, Тилечка. Я бываю часто не прав, но не замечаю этого. Уж вы подсказывайте мне, ради бога.

– Хорошо, Сереженька. Все теперь будет хорошо. Ты так меня удивил… Я знала, что ты талантлив, но твои стихи меня поразили. В них столько чувства, страсти, пылкости…

– Это я тебе еще не все прочел. Самое сокровенное приберег напоследок. Прочту, на ночь глядя…

– Папа, я тоже хочу послушать!

– Нет, девочка, такой стих тебе слушать рановато. Вот выйдешь замуж, тогда пожалуйста…

– Это что же ты в нем написал? – с подозрением удивилась Матильда. – Может и мне его слушать не нужно?

– Тебе слушать обязательно, но при соответствующем освещении.

– Ну, Сергей Юльевич, заинтриговал! Придется мне сегодня перейти к тебе в спальню…

Оказавшись вновь в кабинете, счастливый муж бросился в кресло как в молодости.

"А ты слов на ветер не бросаешь! – обратился он к подселенцу. – В два стишка мою ситуацию перевернул. Искреннее тебе спасибо. Мы ведь так и ходили бы буками".

"Рад был помочь. Стихи эти о своей ситуации писал, но и к вашей они подошли точь в точь".

"А что еще за стих ты обещал моей жене? Да еще на ночь? Я думал, мы обо всем переговорили, и ты вернешься куда-то к себе".

"Вернусь, не беспокойся. Но твою победу над женой следует закрепить в постели. Тебе ли этого не знать, бывалому сердцееду? Сейчас она к тебе благоволит, но многого от тебя не ждет. А ты возьмешь и удивишь ее своей куртуазностью, через этот самый стих, а потом и пылкостью. Которую она будет вспоминать еще долго, долго и тебя ласкать за это".

"Ты о чем говоришь, бродяга? Что будешь всю ночь с моей женой забавляться?!"

"Забавляться с ней будешь ты. Но я напомню, что любовное желание зарождается в сознании любовника и в нем же угасает. В данном случае у тебя будет уникальное преимущество: в одном сознании желанье угаснет, а в другом нет. Когда же угаснет во втором, возникнет вновь в первом. И все это будешь для жены ты: единственный и неповторимый".

"Я убью тебя, негодяй!"

"Это вряд ли. Ладно, время у тебя еще есть. Посиди, подумай, ты ведь умный человек. А я пока у тебя в голове подремлю. Но перед этим скажу еще: эту комбинацию я придумал для тебя. Для твоего блага. Иначе пройдет какое-то время, и хандра у твоей жены может повториться. Ей мало слов, нужен еще любовный восторг. Дай его ей".

Вздремнуть Карцеву в черепе Витте, конечно, не удалось, но он поставил фильтр на мысли реципиента и воспринимал их вскользь, через пятое на десятое. Наконец, тот встал и отправился принимать ванну. Телом он оказался довольно крепок, хотя слишком упитан. Одев шелковую коричневую пижаму, министр оказался похож на японца с весьма мрачным выражением лица, отразившемся в большом зеркале ванной. Вот он вздохнул и побрел обреченно в спальню. Уже забравшись в постель, спросил:.

"Ты еще со мной?"

"Пока да, но как только твоя жена войдет в спальню, и ты не дашь мне свободу воли, тотчас тебя покину. Будешь лежать с ней мрачным истуканом и хлебать последствия по полной".

"Делай, что хочешь…"

"Йес".

Минут через пять в спальню, чуть освещенную прикроватной лампочкой, мягко вошла Тилли в полураскрытом серебристом длинном пеньюаре, перехваченном в талии небрежно завязанным пояском с вероятным названием "Дерни меня".

– Ну, где же твой неприличный стих? – с дерзкой улыбкой спросила она. – Как он, кстати, называется?

– Одеяло, – ответил полуобернувшийся к ней Карцев, тоже тонко улыбаясь.

– Одеяло? Интересно, что будет под ним?

– Так слушай.