– И поэтому она сейчас присылает тебе надушенные письма? – Лучше бы мне не спрашивать. Вряд ли мне понравилось бы объяснение, которое он мог дать. Об этом я знала заранее.
Он глубоко вдохнул:
– А мы можем оставить в покое этот вопрос и просто провести вместе приятный денек?
– Нет, не можем. Ты должен рассказать мне, кто вы. Ты, Клэр и Ной. Что вы делаете здесь, на острове, и почему вы путешествуете со Странниками? Я всегда думала, что они ведут уединенную жизнь.
Седрик сунул руки в карманы.
– Я знал, что ты будешь задавать эти вопросы. Ты почувствовала их магию, не так ли? Вот именно поэтому ты и должна держаться от нас на расстоянии.
– Так же, как ты держался на расстоянии от меня?
Оглядываясь назад, я не могла не признать, что это было бы наиболее разумным для нас обоих. Но я не могла этого сделать, и он – тоже.
– Тебе не стоит опасаться Рафика и Фокса.
– Я знаю. Меня куда больше пугает Клэр, – поморщилась я. – Кажется, я не особенно понравилась ей.
– Клэр вообще не любит других женщин. Но она мой лучший друг и очень верная.
Как там говорилось в той пословице? Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты? Не хотелось бы составлять мнение о Седрике на основе моих впечатлений о Клэр.
– Поздравляю, – сухо отозвалась я.
– Не всегда есть возможность выбирать себе друзей, – прозвучал голос Седрика. – Особенно в моей ситуации.
– Что ты имеешь в виду? Какая такая ситуация?
Взгляд Седрика, устремленный на меня, стал жестким.
– Ты действительно не знаешь, что я из себя представляю? – В его голосе отчетливо сквозило недоверие.
Теперь подозрение охватило и меня.
– А я должна?
– Ни в одной жизни до сих пор я не мог скрыть этого от тебя.
Я глубоко вздохнула. Мы были знакомы друг с другом. Я знала это. Итак, мы уже ближе к делу.
– Просто скажи мне, а я обещаю не убегать.
– В этом я не так уверен. – Он заправил прядь моих волос за ухо, обнажив мою израненную щеку. – Тебе было очень больно?
Я сглотнула, с трудом удерживаясь от того, чтобы не оттолкнуть его руку и не вернуть прядь волос обратно туда, где они закрывали мои шрамы. – Не помню, не отвлекайся.
Он кивнул, сдаваясь.
– Мы – Клэр, Ной и я – Проклятые. – Произнося последнее слово, он ни на секунду не выпускал меня из виду.
Я задохнулась. Не знаю, что я рассчитывала услышать. Уж точно не это. Мне стоило сбежать от него, и чем дальше – тем лучше. Проклятые были смертными, которые однажды причинили вред Просветленной колдунье, а это было одним из худших преступлений, которое можно было совершить в моем мире. За это души виновных несли наказание – после смерти у них отнимали способность вселяться в новорожденных. Проклятые сохраняли свои тела и проживали свои жизни в некоем ускоренном темпе. Каждой из их жизней было отведено несколько дней, недель или месяцев, но никто из них не мог прожить никакую из своих жизней целиком. Таким образом, они получали шанс созреть и развиваться. Некоторым из Проклятых даровали шанс снять свое проклятие. При этом они получали задания, которые должны были выполнить. Если они не успевали сделать этого за отрезок одной жизни, им приходилось перескакивать в новую жизнь, чтобы попытаться справиться со своей задачей там. До тех пор, пока не закончится вся тысяча жизней. Проклятые не старели, но по мере того, как истекали их жизни, они теряли все больше и больше душевной энергии, пока наконец она не оказывалась израсходованной полностью. Если Проклятый заканчивал тысячную жизнь, не освободив свою душу, та не могла вернуться к Первоначальной душе. Тогда, в сущности, и следовало истинное наказание. Потому что в этом случае проклятая душа должна была в одиночестве блуждать во Тьме Вселенной до конца всех времен, а одиночество было худшим, что можно было сотворить с душой. Мы были созданы не для того, чтобы оставаться одинокими. Почему я не разглядела этого сразу? Бледная кожа, темные глаза и не менее темные тени под ними – все признаки были слишком очевидны. Они не могли быть результатом недостатка сна или солнечного света. И все же это не могло быть правдой! Проклятый мог быть опаснее охотника. Вот почему остальные местные колдуньи отреагировали столь враждебно.
– Именно поэтому ты почти не чувствуешь энергии наших душ, – почти шепотом произнес он. – Ведь так? Она почти на исходе.
Это означало, что он прожил уже большую часть своих жизней. Я медленно кивнула и отступила на шаг. Будь облик Седрика более безжизненным, он мог бы быть почти Душелишенным. Но об этом я не задумывалась. Почему бабушка ничего не сказала мне? Она же не могла одобрять то, что я оставалась с ним наедине? Что, если он что-нибудь сделает со мной? У него была на это веская причина. Моя душа могла бы стократно возместить ему утраченную энергию. Его глаза потемнели еще больше.
– Тебе не нужно меня бояться.
Хотела бы я в это верить. Должно быть, он сделал что-то действительно плохое. Проклятие не было наказанием, наложенным легкомысленно, потому что душа Проклятого была потеряна в тот миг, когда проклятие было произнесено.