Тысячекратная Мысль

Полосы и завесы дыма расчертили небеса, как перспектива городских улиц, позволяя прикинуть расстояние до парящих в воздухе чародеев и колдовских огней. Внизу виднелись сплошные черные руины и палящий огонь. Искореженные стены, словно смятый пергамент. Расколотые фундаменты. Раненые, стонущие и размахивающие бледными руками. Обугленные трупы.

Первый храм, нетронутый сражением, взирал на город с величественным бесстрастием.

Послышался оглушительный треск, и Пройас чуть не рухнул вниз. Он вцепился в крышу, затаил дыхание, заморгал. Голова кружилась.

Почти прямо под ним появились два адепта в багряных одеждах. Один был совсем дряхлым. Он стоял среди обезглавленных колонн галереи разрушенного святилища. Второй, плотный человек средних лет, балансировал на груде обломков. Их защиты сверкали, как серебро в свете луны или сталь в темном переулке. Они пели, раскрыв пылающие рты, и пламя гудело и грохотало вокруг. Шагах в пятидесяти от них земля взорвалась, словно по ней ударили прутом величиной с дерево. Дымящаяся каменная крошка градом посыпалась на развалины.

Из-под града выплыла фигура колдуна в шафрановом одеянии. Голубое свечение полилось с его лба и стремительно помчалось над землей, снося колонны, как щепки, и проламывая защиты Багряных Шпилей. Пройас закрыл глаза рукой, чтобы не ослепнуть от этого огня.

Кишаурим поднимался, пока не оказался вровень с Пройасом. Он бросался вперед и отступал, кружил, непрерывно атакуя старого чародея вспышками иссиня-белой энергии. Черные облака клубились в воздухе, из них били молнии, подобные бегущим по стеклу трещинам, но кишаурим не останавливался. Он намеревался добить Багряного адепта. Грохот стоял такой, будто сталкивались горы. На этом фоне вопли людей казались чем-то вроде мышиного писка. Или вообще ничем.

Раскат грома. Свет померк. Парящая фигура остановилась, лицо и змеи повернулись к безумно поющему врагу. Одежды кишаурим пламенели на ветру сверкающей охрой. Аспиды свисали с шеи колдуна, как железные крюки.

Пройас даже не стал смотреть вниз – он понимал, что старый Багряный адепт погиб, а скоро падет и второй. Он вдруг осознал, что стоит на карнизе, на самом краю, обдуваемый ветром, а перед ним расстилаются разрушенные улицы и пылает нечестивый огонь.

– Светлейший Бог Богов! – воззвал Пройас к пахнущему гарью ветру и голыми руками сорвал с шеи хору. – Ты, кто ходит среди нас… – Он отвел назад правую руку, уставшую от меча, встал потверже. – Неисчислимы святые Твои имена…

И швырнул свою Слезу Господню, подарок матери на седьмой день рождения.

Казалось, она улетела и пропала где-то за темным горизонтом…

Затем вспыхнул круг света с черными краями. Оттуда выпала и рухнула вниз шафрановая фигура, как мокрый флаг.

Пройас упал на колени на краю крыши, нагнулся над обрывом. Его Святой город разверзся перед ним. И он заплакал, хотя не понимал почему.

Вновь и вновь таны и рыцари Се Тидонна бросались в атаку, но так и не смогли закрыть брешь. Вскоре их затопил поток вопящих пустынных всадников, надвигающихся со всех сторон. Кианцы в шелковых одеждах неслись галопом под арками и врывались в лагерь Людей Бивня. Сотни воинов влезали на шатающиеся опоры, добирались до вершины акведука и вступали в бешеную схватку под градом стрел языческих лучников. Другие атаковали каменные арки, которые защищали отряды графа Дамергала, и наседали на фланги айнрити. Остальные гнали коней к оцепеневшим наблюдателям вокруг лагерных укреплений.

Нангаэльцы подняли крик, когда копье поразило царя Пиласаканду и гиргаши в беспорядке отступили. Испуганные мастодонты начали топтать своих. Айноны приветствовали палатина Ураньянку: он промчался вдоль рядов с отрубленной головой Кинганьехои, попавшего в ловушку мозеротов, когда его оттеснили назад кишьяти под началом лорда Сотера.

Но рок настигал айнрити вместе с Фанайялом аб Каскамандри – тот вел в бой своих блистательных грандов далеко позади линии обороны идолопоклонников. На севере и юге когорты кианцев рассыпались по Шайризорским равнинам и, не считая отдельных стычек с рыцарями, устремились на восток, чтобы атаковать с дальней стороны древнего акведука. Граф Дамергал погиб от удара камня, сброшенного с арки. Дружина графа Ийенгара была отрезана от арьергарда нангаэльцев. Выкрикивая проклятия, сам Ийенгар смотрел, как его армию разбивают на отдельные отряды. Монгилейский гранд заставил его замолчать, всадив стрелу в глотку.

Смерть кругами спускалась на землю.

Фаним рыдали от ярости и рубили айнритийских захватчиков. Они пели славу Фану и Единому Богу, хотя и удивлялись, почему Люди Бивня не бегут.

«Думать, думать, надо думать!»

Напев Сотрясения Одаини отшвырнул Эсменет подальше от спускавшегося чудовища, отбросил назад, к мавзолею.

Сифранг двигался так, будто его тело плыло в незримом эфире, но приземлился жестко и тяжело, словно был сделан из переплетенных якорей. Тварь повернулась к Ахкеймиону, сгорбившись и пуская слюни.

– Голос, – проскрежетала она, приближаясь на один страшный шаг. Жизнь превращалась в желтоватую пыль у нее под ногами. – Он говорит: око за око.