Тысячекратная Мысль

Первый храм возвышался совсем рядом. Его круглый фасад светился белым над тысячами айнрити, собравшимися перед святилищем. Солнечные лучи струились вниз. Тени были резкими. Небо ясное и безоблачное, бирюзовую чашу метил лишь Гвоздь Небес, сверкавший в глубине, как давно потерянная драгоценность.

Тяжело опираясь на посох, Ахкеймион преодолел последний пролет. Все без исключения Люди Бивня расступались перед ним. Он был важнее их, гораздо важнее. Он стоял в самом центре мира – наставник Воина-Пророка. Он прошел сквозь айнрити, не обращая внимания на их мольбы. Наконец он остановился на самой верхней площадке и посмотрел на собравшихся сверху вниз. И расхохотался.

Повернувшись к ним спиной, он похромал в просторную тень, прошел под табличками с благословениями, что висели под притолокой.

«Как это не похоже, – подумал он, – на храмовый сумрак Сумны, где все ярко размалевано».

Мрамор нежил его кровоточащие ноги.

Люди падали на колени, когда он проходил сквозь внешнее кольцо колонн. Проталкиваясь через толпу, он подумал о странной… пустоте, открывшейся в нем. Он ходил, дышал – значит, сердце в его груди еще билось. Но самого пульса он не ощущал. Он подумал о черве, который скоро выползет из его волос.

Ахкеймион услышал суровые слова, заставляющие людские сердца трепетать от благоговения. Он узнал голос Майтанета, Святого шрайи Тысячи Храмов. Он почти видел его среди леса круглых колонн.

– Встань же, Анасуримбор Келлхус, ибо вся власть ныне лежит на твоих плечах…

Мгновение тишины, прерываемой тихими всхлипываниями.

– Воззрите же – вот Воин-Пророк! – провозгласил незримый шрайя. – Воззрите же – вот верховный король Куниюрии! Воззрите же – вот аспект-император Трех Морей!

Слова поразили Ахкеймиона, как удар отца. Люди Бивня вскакивали на ноги, кричали восторженно и льстиво; он припал к белой колонне, щекой ощущая холод резьбы.

Что же за пустота так сосет внутри? Что за тоска, от которой хочется плакать?

«Он заставляет нас любить себя! Он заставляет нас любить!»

Прошло несколько мгновений, прежде чем он понял, что теперь заговорил сам Келлхус. Ахкеймиона влекло вперед, непреодолимо и неизбежно. Наряженные в шелковые одежды своих врагов, таны и рыцари расступались перед ним, как перед прокаженным.

– Со мной, – говорил Келлхус, – все переписано заново. Ваши книги, ваши притчи, ваши молитвы – все, что было вам привычно, теперь станет просто детской забавой. Слишком долго Истина спала в низких сердцах людей. То, что вы зовете традицией, есть лишь уловка, плод вашей суетности или похоти, ваших страхов и ненависти. Со мной души очистятся. Со мной мир возродится! Год первый.

Ахкеймион продолжал хромать вперед. При каждом шаге посох в руке гудел и ранил его. Сломанный… как и все в этом жалком мире.

– Старый мир мертв! – крикнул он. – Ты это хочешь сказать, пророк?

Изумленные восклицания и шорох шелка во внезапной тишине.

Люди окончательно расступились, скорее изумленные, чем возмущенные. И наконец Ахкеймион увидел… Он зажмурился, стараясь отделить знакомое от внешнего блеска.

Священный двор аспект-императора.

Он увидел Майтанета в золотых одеждах. Увидел Пройаса, Саубона и остальных выживших предводителей Священного воинства. Увидел новую знать, не столь многочисленную, но более блистательную, чем старая. Увидел первородных и других новых высших чиновников во всем блеске их фальшивого положения. Он увидел Наутцеру и весь Кворум, сверкавший ало-золотыми церемониальными одеяниями Завета. Увидел даже Ийока, прозрачно-бледного, как стекло, в магистерском облачении Элеазара.

Он увидел Эсменет – ее раскрытый рот, ее накрашенные глаза, сверкающие слезами… Новая нильнамешская императрица.

Ахкеймион не видел Серве. Не видел Найюра или Конфаса.

И Ксинема тоже не было.

Но он увидел Келлхуса, восседавшего, как лев, перед огромным бело-золотым полотнищем Кругораспятия. Его рассыпанные по плечам волосы сверкали, светлая бородка была расчесана. Ахкеймион видел, что он плетет сети будущего, как и говорил скюльвенд. Что он изучает, анализирует, расставляет по местам, проникает…

Он видел дунианина.

Келлхус кивнул ему дружелюбно и озадаченно.

– Я не говорю, а утверждаю, Акка. Старый мир мертв.

Опираясь на посох, Ахкеймион оглядел собравшихся.

– Значит, ты говоришь, – без упора или злобы сказал он, – об Апокалипсисе.

– Все не так просто. Ты ведь понимаешь… – Голос Келлхуса, выражение лица – все излучало снисходительное добродушие. Он поднял руку и указал на место справа от себя. – Подойди же. Займи свое место около меня.

И тут Эсменет закричала и бросилась с возвышения к Ахкеймиону, но споткнулась, упала и заплакала. Прижав ладони к полу, она подняла к нему безнадежно умоляющее лицо.

– Нет, – ответил Ахкеймион Келлхусу. – Я вернулся за женой. Больше мне ничего не надо.

Мгновение сокрушительной абсолютной тишины.

– Это кощунство! – вскричал Наутцера. – Ты сделаешь так, как он велит!

Ахкеймион услышал великого старого чародея, но не обратил внимания на его слова. Уже много лет, как он перестал понимать своих братьев по школе. Он протянул руку.

– Эсми?