Тысячелетие России. Тайны Рюрикова Дома

(В некоторых изданиях особо ретивые историки утверждали, что именно в 1285 г., а не в битве при Воже столетие спустя русские впервые одержали верх над татарским войском. Но это выглядит смешно. Во-первых, весь эпизод выглядит мелкой стычкой, и даже имя «царевича» (?) осталось истории неизвестным. Во-вторых, борьба Дмитрия и Андрея — это княжеская междоусобица, где ни одна из сторон не стремилась бороться с татарским игом, а даже наоборот — и тот и другой приводили (с разной степенью успешности) татар на Русскую землю.)

Однако победа в этой стычке позволила Дмитрию Александровичу еще несколько лет быть великим князем. Но с 1290 г. его положение, как великого князя, было безрадостным. Их с братом междоусобица была отражением междоусобицы в Золотой Орде (борьба Ногая и «законных ханов»), и, «поставив» на темника Ногая, великий князь всецело зависел от исхода борьбы «в верхах». Но Ногай проиграл хану Тохте (сыну Менгу-Темира и шурину Федора Ростиславича) — и участь Дмитрия Александровича была решена.

В1293 г. Андрей Александрович (вместе с недовольными Дмитрием Александровичем князьями) в очередной раз отправляется в Орду за военной помощью. Тохта дает Андрею и шурину Федору огромное войско под руководством брата Тудана (в русских летописях — Дюденя). Произошло нашествие т.н. «Дюденевой рати» — самое масштабное со времен Батыева нашествия.

«…того же лета приидоша из Орды князи Андреи, Дмитреи[61], Феодоръ, Костантинъ[62], а с ними царьДюдень. Приде ратью на великого князя Дмитрия, князь же бежа въ Пъсковъ. Татарове же взята Володимерь, Переяславль, Москву, Волокь и всих градовъ 14[63] и много зла створиша в Русской земли. Оубежавъ же князь Андреи оу брата въ Плескове и иде к Нову городу, а рать възвратися назад. Того же лета седе на княжение въ Ярославли князь Феодоръ».

Новгородцы, напуганные масштабом татарского нашествия, привезли хану Тудану дары в Волоколамск. Но ни на Новгород, ни на Тверь татары не пошли. Интересно, что Федор Ростиславич вокняжился в Ярославле, который никогда не был его «отчиной», а принадлежал ростовской ветви князей. «Житие…» Федора Черного рассказывает, что Федор сел в Ярославле уже после смерти сына от первого брака. «Злая теща Ксения» к тому времени, кажется, также преставилась, так что, по «Житию…», Федор Ростиславич отъемом частной собственности у князей не занимался. В то же время (и надо думать, и до 1293 г.) он воюет с племянником Александром Глебовичем за Смоленское княжество — и не всегда удачно. Так что решение сесть в не принадлежащем ему Ярославле было вызвано и сугубо житейскими проблемами, и жилищной неустроенностью. Но и позже, уже сев в Ярославле, Федор продолжает воевать за Смоленское княжество. Перед смертью (в 1299 г.) Федор Ростиславич принял монашеский постриг, а в 20-х гг. XIV столетия по инициативе ростовского епископа Прохора, который был прежде игуменом Спасо-Преображенского монастыря в Ярославле, Федор Ростиславич был канонизирован. Интересно, что и сыновья его, Давид и Константин, были в дальнейшем провозглашены святыми (благоверными).

Здесь, наверное, стоит остановиться и хотя бы на минуту задуматься о природе русской святости, а вернее, о природе святости русских князей. Огромное количество их было канонизировано, но, знакомясь с летописями, часто недоумеваешь: за какие такие особые заслуги эти князья были так высоко оценены Русской Православной Церковью? Также удивляешься церковной практике того времени, когда допускался монашеский постриг и даже схима того или иного князя буквально за несколько мгновений до смерти. Не наелся при жизни — перед смертью не налижешься…

Возвращаясь же к княжеской междоусобице за великое владимирское княжение, стоит сказать, что после «Дюденевой рати» Андрей Александрович окончательно овладевает великим княжеством, а брат его Дмитрий, смирившись (или не смирившись?) с поражением, вскоре умирает. Впоследствии его также признают благоверным князем.

Тут уместно вспомнить, что именно в годы княжеской междоусобицы было написано первое «Житие…» князя Александра Ярославича Невского. Многое в «Житие…» было надуманным, приукрашенным или вовсе не соответствующим действительности. Однако же закрадывается мысль: а не было это восхваление скрытой попыткой обратиться к враждующим князьям с призывом к благочестию и смирению, чтобы прекратить смуту, терзающую Русь? Тем более что сравнительно с княжением сыновей, княжение самого Александра Невского выглядело чуть ли не «золотым веком» Владимиро-Суздальской Руси?

* * *