— Если бы только свиньи! — взорвался Слабич. — Это скоты, шовинисты, бараны безмозглые, извращенцы, хамы! Я бы их!..
— Может, и придет час, — сказал Пиханда. — Но, если даже и придет, все равно ничего ты не сделаешь. Уж такие мы! Еще, глядишь, поблагодарим их, что не относились к нам, словакам, того хуже.
— Это уж брось! — возразил Слабич. — Если бы не эта треклятая война, ты бы увидел…
— Если бы да кабы!..
— Это наше «кабы» однажды сгинет без следа. И придут подвиги! Поразительные подвиги! Но прежде всего необходимо — и немедля же после войны — познакомить с нашими словацкими проблемами в Венгрии всю Европу. Уж кто-нибудь найдется, кто придет нам на помощь!
— Русские — скорей всего, но с ними мы воюем, — вздохнул Валент Пиханда.
— Война вечно длиться не будет, и ей наступит конец, — сказал Ян Слабич.
Скрипнули двери, и друзья поторопились отойти подальше. Сделав шаг, другой, Пиханда оглянулся и, увидав выглядывавшего из дверей тайного агента, жестом руки подозвал его. Но тот лишь погрозил пальцем и закрыл двери.
— Пойдем ко мне, опрокинем рюмочку! — пригласил Пиханда товарища.
Гермины с сыном дома не оказалось. Пиханда наполнил рюмки, оба выпили.
— Пусть поскорее сгинет этот кошмар! — пожелал Ян Слабич.
— Лишь бы и нам с ним не сгинуть, — сказал Валент Пиханда. — Окопная война пожирает солдат, как сказочный змей. Все это содержится в тайне, но только под Перемышлем, который мы хотели вырвать у русских и тем самым вытеснить их с Карпат, мы потеряли свыше полумиллиона солдат. Еще несколько таких сражений, и на фронт погонят детей и стариков…
Вошла Гермина с сыном. Валент дал понять Яну, чтобы тот пи о чем не говорил, но Гермина бросилась к ним в крайнем смятении.
— Я от вас иду, — сказала она Слабичу, — еле жива со страху. Твоя жена и другие, кто был у вас, клятвенно утверждали, что эти ружомберкские фанатики-патриоты вывезут нас всех на Мадьяры, так как мы, дескать, шпионы и предатели!
— Глупости! — отозвался Пиханда. — Успокойся! Никуда мы отсюда не двинемся!
— Посмотрел бы я, как бы они нас вывезли! — воскликнул Ян Слабич. — Я и впрямь кому-нибудь шею сверну! — Он гневно стукнул по столу, чуть не опрокинув бутылку с водкой.
В дверях раздался звонок. Гермина тихо охнула и судорожно схватила Валента за руку. Валент взглянул вопрошающе на Яна Слабича, улыбнулся жене, сыну и пошел к входной двери. Перед ней стояла Мария Радкова.
— Вы, Мария? — невольно обрадовался Валент. — Входите!
Мария в растерянности остановилась в прихожей, не желая проходить дальше. Гермина, ее сын Мариан и Ян Слабич с любопытством выглянули из комнаты.
— Заходите, посидите с нами! — любезно обратилась Гермина к Марии и, улыбнувшись, слегка коснулась ее рукой.
— Нет, нет, спасибо, — возразила Мария. — Может быть, в другой раз, сегодня у меня нет времени… Шла мимо, дай, думаю, зайду, спрошу о Петере… Может, он вам подал весточку, — повернулась она к Валенту Пиханде. — Может, вы о нем хоть что-нибудь знаете?
— К сожалению, мне о нем ничего не известно, — сказал Валент. — Но, думается, тревожиться вам незачем, среди погибших он не числится… Возможно, он в плену у русских.
— Вы думаете? — обрадовалась Мария Радкова.
— Это самое вероятное!
— Так, значит, он уже не на фронте?
— Нет! Скорей всего, нет!
— Спасибо вам! — сказала Мария Радкова, собираясь уходить.
— Вы в самом деле не останетесь? — еще раз спросила ее Гермина. — Хотя бы ненадолго?
— Сегодня у меня правда нету времени.
Проводив ее, Гермина облегченно вздохнула и вернулась в гостиную.
— Пойду-ка и я! — сказал Ян Слабич. — Жена, верно, заждалась меня…
Он простился и ушел, а Гермина повисла у мужа на шее и расплакалась. Валент Пиханда стоял, слушал ее рыдания, глядел на сына, но ни слова не обронил.
12