Тысячеликий демон

Нестройный хор венежан не смолкал до тех пор, пока весь эскорт не скрылся из виду в лесу, на восточном берегу, прогрохотав по мосту и окатив пылью прибрежные лачуги.

Пламя свечи, догорая, затрепыхалось и погасло, погрузив унылую ложницу во мрак ночи. Вятко не спал. Его горло дико чесалось, он мучительно пытался откашляться, скрёб шею заскорузлыми ногтями, но ничего не помогало. Сильно хотелось пить. Невыносимо больно сводило левую ногу, хотелось встать, чтобы её размять, но у князя давно не имелось таких сил.

– Где эта курвина дочь, как её там? Паскуда паршивая… вечно ее где-то носит. Шушукается, небось, с бабами… Неблагодарные… Бросили меня. Ждут моей смерти, никак не дождутся, паскуды, выродки. А я и не умру. Не умру им назло. Чёрта с два! Буду специально медленно подыхать! Буду дерьмом исходить, пускай нос воротят. Столько добра я им сделал, а они всё: "Млада, Млада…" Что значит судьба одного человека, пусть даже княжны? Ничего! Я им мир подарил, сволочам. Что б они делали сейчас? Оседлали бы их степняки, как волов, да плетью погоняли б… Вот тогда я посмотрел, как они запели б… Да и больно нужна была эта деловая сучка Млада. Вечно всё не по ней, вечно всё не так. Совала свой хитрющий нос всюду, сучка, вся в деда. Уж ей степняки язычок-то быстро укоротили, хе-хе…

Вятко попытался пошевелиться, и его пронзила сильнейшая боль. Чуть зажившие раны-пролежни от этого движения разъяренно заныли. По лицу старика покатились слёзы.

– Будьте вы все прокляты! Да поглотит вас тьма подземелья. Кха-кха… Будьте прокляты, вы все, чертовы дети…

Глава 3. Видение

Вечер был очень жаркий. В орде царила непривычная тишина. Стихли звенящие детские голоса и раздраженные женские крики; редкие костры догорали; не разносился по становищу столь привычный запах жареной баранины. Гордый бунчук кагана Хайсы обречённо опустил хвосты. Казалось, все чего-то ждали…

В небольшой летней палатке, примостившейся к шатру кагана, все три входа были скатаны вверх. Ашант, отряхнувшись и вытерев пот со лба, вошёл туда и поклонился хозяину – Хайсе – возлегавшему на верблюжьих одеялах и подушках с раздраженным и утомленным видом. Он сонно клевал носом, жирная складка на шее обильно смочилась потом. Хоть палатка и проветривалась, но в ней все равно было душно. Неприятно пахло прогорклым жиром и немытыми телами.

Кроме кагана внутри находилось ещё несколько человек: его сын Барх, брат Мерген, Тумур – темник, Алпак – приближённый Мергена, Соам – ордынский шаман, а также Хончи – редкий гость у адрагов. Шухен по национальности, Хончи был торговцем кожами и лошадьми, путешественником, побывавшим во всех уголках Нижнеземья. Он всегда приносил много сведений о мире, рассказывал о соседних племенах и народах, их сильных и слабых сторонах, и ещё много о чём.

Все пили чай с молоком и разговаривали. Вошедшего они приветствовали сдержанными кивками.

– Присаживайся, Ашант-гай. – Мерген, лощённый, ухоженный, по-хозяйски указал ему на свободное место, сверкнув золотой печаткой.

Хайса похрапывал, пускал слюни, и его голова, казалось, вот-вот упадет в пиалу с чаем. Ашант сел рядом с Соамом; маленький сухой старичок, никак не отреагировал на это, его взгляд устремился в одну точку, словно он пребывал в трансе. Огромный, чернобородый Тумур, похожий чем-то на медведя, сидевший напротив, невозмутимо подвинул к нему чашку, и приветливо улыбнулся, показав беззубый рот – молодой военачальник потерял зубы в сражениях и вследствие болезней.

– Ашант пришёл, брат, – произнес Мерген.

– Хорошо, – буркнул Хайса, раскрыв глаза и вытерев рот рукавом. – Мы хотим послушать ваше мнение, батыры. Начни ты, Тумур. Не пора ли пустить кровь венегам?

– Уверен, что пора, повелитель, – бодро ответил Тумур. – Люди жаждут крови. Скажу честно, многие недовольны. Ропщут. Мы воины, а наши мечи ржавеют в ножнах. Пора, пора выступать.

– Недовольны… – Хайса словно попробовал это слово на вкус. – Давно ли?

– Давно! – крикнул Барх. – Слишком долго вы с Буребом забавлялись с этой женщиной! Всем на посмешище!

– Заткнись, – небрежно бросил Хайса, даже не посмотрев на него.

Барх вперил в отца испепеляющий взгляд. Его тонкие губы слегка затряслись, лицо резко побледнело.

– Скажи ты, Ашант, – ворчливо потребовал каган.

Ашант видел, что клокотавшая в Бархе ярость вот-вот вырвется. Из-за своей несдержанности и чрезвычайно вспыльчивого характера, а также склонности подолгу впадать в хандру, он давно отвратил от себя отца, не терпевшего неповиновение и дерзости, да и просто недолюбливавшего его скрытный и меланхоличный характер.

– Я советую тебе, повелитель… выдвигаться в поход, – осторожно сказал Ашант. – Докажи свою силу, отомсти за Буреба.

– Правильно, Ашант-гай, – расплылся в улыбке Мерген. – Хочу заметить, уважаемый мой брат, что собаки, или лошади, овцы наконец, созданы для того чтобы служить нам, а не вредить. Так ведь? Если не обратить никакого внимания на укус собаки, все другие псы поймут, что мы слабы… И тогда нам конец.