Тысячеликий герой

Хозяйка Дома Сна является хорошо известным персонажем сказок и мифов. Мы уже сталкивались с ней, говоря об образах Брунгильды и маленькой Спящей Красавицы[159]. Она — образец всех образцов красоты, ответ на все желания, сулящая блаженство цель земных и внеземных поисков каждого героя. Она мать, сестра, возлюбленная, невеста. Все, что в этом мире манит нас, все, что обещает наслаждение — все это знаки ее существования, если не в реальном мире — в его городах и лесах, то в глубинах сна. Ибо она есть воплощение обещания совершенства; залог возвращения души по завершении ее изгнания и скитаний в мире упорядоченных неполноценностей к испытанному ранее блаженству, к несущей покой, питающей «доброй» матери, молодой и красивой, которую мы некогда познали и, можно сказать, вкусили в далеком прошлом. Время развело нас, но она не исчезла, а как бы застыла в безвременьи на дне вечного моря.

Однако сохранившийся в памяти образ не только милосерден; ибо в скрытой сфере детских воспоминаний взрослого человека также сохраняется, а иногда даже имеет большую силу образ «злой» матери: 1) отсутствующей, недоступной матери, против которой направлены агрессивные фантазии и со стороны которой страшатся ответной агрессивности; 2) не разрешающей, запрещающей, наказывающей матери; 3) матери удерживающей подле себя растущего ребенка, пытающегося оттолкнуться от нее; и наконец, 4) желанной, но запретной матери (эдипов комплекс), присутствие которой является соблазном опасного желания (комплекс кастрации). Это и лежит в основе образов таких недосягаемых великих богинь, как целомудренная и ужасная Диана — ее расправа над юным охотником Актеоном лишь демонстрирует то, какой заряд страха содержится в подобных символах запретных желаний ума и тела.

Актеону случилось увидеть опасную богиню в полдень; в тот роковой момент, когда солнце завершает свой по-юношески полный сил подъем, останавливается и срывается вниз навстречу смерти. Все утро посвятив охоте за дичью, он оставил своих друзей отдыхать, с ними были перепачканные кровью добычи собаки, а сам безо всякой цели, покинув знакомые ему охотничьи угодья, отправился бродить, исследуя окрестные леса. Он обнаружил долину, густо поросшую кипарисами и соснами. С любопытством он спустился туда и нашел там пещеру с тихим журчащим родником и ручейком, который привел его к озеру, поросшему камышом. Этот тенистый укромный уголок был излюбленным местом отдыха Дианы, и в этот момент она нагая купалась здесь вместе со своими нимфами. Она оставила в стороне охотничье копье, колчан, лук с ослабленной тетивой, а также сандалии и платье. Одна из нимф уложила ее косы в узел; а другие поливали ее водой из больших кувшинов.

Когда молодой странник внезапно появился в этом укромном уголке, женщины подняли крик и окружили свою госпожу, стараясь своими телами скрыть ее от недостойного взора. Но ее голова и плечи возвышались над ними. Юноша увидел ее и продолжал смотреть. Она поискала взглядом свой лук, но он лежал далеко, поэтому она быстро зачерпнула то, что у нее было под рукой, а именно воду, и плеснула в лицо Актеону. «Теперь рассказывай, как ты меня без покрова увидел, ежели сможешь о том рассказать», — гневно крикнула она ему.

На голове юноши выросли рога. Его шея стала большой и длинной, кончики ушей заострились. Его руки вытянулись до ног, а ладони и ступни превратились в копыта. В ужасе он бросился прочь — удивляясь тому, как стремительно он бежит. Но, остановившись, чтобы перевести дух и напиться воды, он увидел свое отражение в воде и в ужасе отпрянул.

Страшная участь затем постигла Актеона. Его собственные собаки, учуяв запах большого оленя, с лаем бросились в лес. На мгновение он обрадовался, услышав их, и остановился, но вдруг испугался и побежал. Стая преследовала его, постепенно приближаясь. Когда собаки нагнали его, и первая из них бросилась, чтобы вцепиться ему в бок, Актеон попытался окликнуть их по именам, но голос, вырвавшийся из его глотки, не был человеческим. Собаки вонзили в него свои клыки. Он упал, и его собственные товарищи по охоте, криками подгоняя собак, успели нанести ему coup de grace[160]. Диана, чудесным образом знавшая об этом паническом бегстве и смерти Актеона, теперь могла быть спокойна[161].

Мифологическая фигура Вселенской Матери привносит в космос женственные черты первой питающей, ласковой заботы. Этот образ возникает спонтанно, ибо существует близкое и явное соответствие между отношением маленького ребенка к своей матери и отношением взрослого к окружающему его материальному миру[162]. Но во многих религиозных традициях встречается и сознательно контролируемое воспитательное использование этого архетипного образа, чтобы очистить и уравновесить ум и открыть ему природу зримого мира.