Педагогу легко было говорить, что мне делать, а ведь порой я с трудом поднимался с кровати. Мне приходилось через силу заставлять себя есть еду из консерв и пить покупной кофе, но каждый раз мне вспоминались мамины блюда. Их вкус, крутившийся на кончике языка, был подобен заточенному лезвию. Мне хотелось бросить противный эспрессо в мусорное ведро и объявить голодовку. Я стал рассеянным, потому забывал о выполнении домашнего задания.
Я недовольно хмыкнул и первый прошёл в аудиторию, придерживая массивную дверь для девушки. Лея въехала прямо за мной.
Мы остались одни. Чем дольше я смотрел на девушку, тем теснее становилась просторная аудитория. Кислорода становилось меньше. Я задержал дыхание, когда Лея двинулась к учительскому столу.
Разговор, произошедший в коридоре, всё ещё звучал в моей голове. Он давал мне надежду на возможное развитие дружеских отношений между нами, но в то же время его скорое окончание заставляло меня задуматься, был ли у меня на это шанс. Возможно, всего один.
Разговоры студентов лишь эхом доносились из коридора, призрачный автомобильный гул был еле-еле слышен из приоткрытого окна. Мерный ход часов становился всё слабее, пока не иссяк.
Нерушимая тишь угнетала.
– Как у тебя дела? – сорвалось с моих губ, и я почти сразу осознал, что выставил себя полным идиотом – в который раз.
Девушка поставила сумку на стол перед собой.
– Ты не должен говорить, если не хочешь этого.
Её слова укололи сердце. Меня впечатляли знания Лет, и я знал, что разговоры с ней были бы полны интересных фактов. Я бы слушал Лею, даже если та дискуссировала о науках или искусстве.
Я медленно зашагал к Лее, заламывая руки за спиной.
– Почему же ты считаешь, что я не хочу этого?
– Ты не представился, когда мы впервые встретились, – Лея обессилено упала головой на свой портфель. – А ещё ни с кем не дружишь. В Болгарии мы говорим, что такие люди воды в рот набрали.
Я потерял дар речи. Лея была права, было бессмысленно доказывать обратное. Я чувствовал, как трясутся коленки.
– Почему ты так себя ведёшь, Джоазис?
Я не стал её исправлять, но по искривлённому выражению моего лица Лея поняла, что снова ошиблась. Слёзы защипали глаза. Я вспоминал маму, поглаживающую меня и по голове, смеющуюся и читающую маленькому мне комиксы. Я вспомнил, как в один момент всё потерял. Как терял себя с новым днём, как тяжелее становилось жить без мамы. Перед глазами всё поплыло.
– Джозиас, – Лея выпрямилась в своём кресле и посмотрел на меня снизу вверх. Её давящий взгляд сковал моё тело, как тугие верёвки.
Я уже не мог контролироваться себя. Захотелось ответить, объясниться, но вместо слов из груди вырвался тихий всхлип. Я попытался снова, но и эта попытка оказалась безуспешной. Всхлип был другой, более громкий. Никакого контроля – эмоции захлестнули меня с головой.
Я развернулся и покинул аудиторию.
Лея
– Катастрофа, – было достаточно произнести одно слово, чтобы Мари начала бить тревогу.
Было приятно слышать родной болгарский язык после нескольких дней беспрерывной практики греческого.
Тем вечером я знатно поволновалась. Полные страха и отчаяния глаза Джозиаса не выходили у меня из головы. Я знала, что вела себя чересчур строго, но никак не могла предугадать момент, когда же перегну палку. Это случилось неожиданно, и я не знала, удасться ли нам с парнем не стать друг другу врагами. Мне не хотелось портить с кем-то отношения.
– Селена с тобой? – засуетилась Мари, как я и ожидала.
Я потёрла лоб свободной рукой. Всё лицо будто бы горело жарким пламенем, когда я вспоминала последний разговор с Джозиасом.
– Нет, она на прогулке с Сэмом.
Он оказался неплохим парнем – я вынуждена была признать это, несмотря на касающийся парней скептицизм. Сэм учился на биолога. Время от времени он вставлял в свою речь забавные шутки, связанные с биологией, но мы с Селеной едва их понимали. Особенно сконфужена была я, ведь ранее мне не доводилось слышать заумные термины на иностранном языке. Но это не отменяла факта, что у Сэма было чувство юмора. Правда, очень своеобразное.
На днях я поймала себя на мысли, что завидую подруге белой завистью. С Сэмом было приятно проводить время, когда от Джозиаса ничего нельзя было ожидать. Ни одного слова, ни одной эмоции.
Но в тот день всё было иначе.
Подруга должна была вернуться в общежитие совсем скоро. В небе сгущались серые тучи, не предвещая ничего хорошего. Ветер разносил по улицам осыпавшиеся пожелтевшие листья, точно украшая угрюмый город яркими красками. Контраст, созданный между небом и землёй, был хорошо заметен в парке около университета, частичка которого виднелась из окна нашей комнаты. Рыжие макушки деревьев на фоне свинцовых облаков были подобны новогодним салютам под тёмным небом.
– Говоришь, она знает его дольше тебя?
Обычно Мари скептически относилась к парням, но ради меня она была готова пойти против самой себя.
– Не намного, – заметила я. – Всего на неделю.
Мари настаивала на своём: