Тысячи причин любить

Меланхолия возвращалась ко мне на протяжении всего дня. В один момент я хотел сойти с автобуса и броситься прочь, потеряться в толпе туристов, вернуться в мастерскую, забраться под одеяло и не вылазить оттуда ещё день. Мне было тошно видеть, как улыбаются окружающие. В голове всплывали воспоминания о моей семье, которая оказалась в руинах после смерти мамы.

В октябре начались пары, но я, к слову, едва посещал половину из них. Под моими глазами были синие мешки, кожа раскраснелась от пролитых слёз – я выглядел подавлено и не хотел привлекать к себе внимания.

Раньше я был весёлым и жизнерадостным парнем, но смерть мамы сломила меня, как спичку.

В первых числах октября я серьёзно поссорился с папой: тот настаивал на постоянном посещении лекций, а я считал, что скитания по городу помогут мне отвлечься. Казалось, что ничего другое, кроме моей учёбы и телевизора, отца не интересовало: я приходил «с занятий», мы с ним ругались и расходились по комнатам. Отец тянулся за бутылкой, чтобы избавиться от тяжёлого ощущения горя. И так было каждый день, пока восходило солнце. Прогул за прогулом, ссора за ссорой – меня душили воспоминания.

Отец ежедневно отгонял их выпивкой. На журнальном столике в гостиной больше не находилось место для новеньких журналов, а старые папа выбросил: они напоминали ему о маме. Я злился на него, топал ногами, один раз перевернул мусорное ведро у нашего подъезда, чтобы отыскать их. Когда я проходил в гостиную, сильнейший запах перегара и сигаретного дыма выворачивал лёгкие наизнанку. По своей неосторожности отец часто опрокидывал пепельницы. Папе становилось сложнее жить день ото дня.

Я больше не мог проводить дни в квартире, и тогда сбежал в мастерскую. Дедушка Иоаннис отругал меня, но я не хотел его слушать. После нескольких ночей, проведённых в его кресле, он всё же сколотил мне койку не то из жалости, не то потому, что никак не мог согнать меня со своего любимого места.

Мастерская напоминала мне склад. Стены, украшенные гипсовым орнаментом, не знали порядка: вещи были разбросаны тут и там. Иногда негде было ступить: пол скрывался под папками со старыми, пожелтевшими от времени бумагами, слоем облупившейся краски и многочисленными кисточками. Дед пробовал себя в живописи – он нарисовал картину на моё десятилетие. Она по сей день украшает одну из стен мастерской, удачно закрывая трещину. Спустя время Иоаннис взял паузу. Вдоль стен мастерской больше не были выставлены ряды деревянных рам для картин, а мольберты покинули свои привычные места. С тех пор они ютились по углам, изредка напоминая о себе негромкими падениями. Бесчисленные холсты долгое время лежали без дела подле громадного круглого окна. Бумага желтела, но и тут дед заприметил некую красоту. Позже, порезав холсты на лоскутки, он расписал каждый из них. Дед продал свои миниатюры за небольшие деньги, хоть я и упрашивал его не делать этого. Но ему приносило удовольствие видеть, как по лицам покупателей, таких же ценителей рукоделия, расползалась довольная улыбка.

Правда, он никогда не улыбался так же искренне. Казалось, дедушке чего-то не хватало, чтобы наконец почувствовать удовлетворение от проделанной работы. Он пахал не покладая рук до глубокой ночи, когда небо уже было усеяно звёздами, а под волнистыми листами папоротников кричали заблудшие кошки.

Однажды я навестил деда после занятий и застал за сколачиванием мебели. У противоположных стен расположились невысокие деревянные столы, на скорую руку выкрашенные в белый цвет. Столешницы были завалены керамическими и стеклянными баночками, дребезжащих, когда Иоаннис решал чуть сдвинуть столы. Повыше он расположил полки с рядами небольших бутылей, заполненных разноцветными жидкостями. Это были красители и ароматизаторы. По краям стояли высокие восковые свечи, чьи молочного оттенка фитили тянулись к сводам под потолком.

В мастерской всегда играла классическая музыка. Дедушка не забыл перенести туда свой проигрыватель и несколько виниловых пластинок. Когда Иоаннис оставлял дверь незапертой, всё побережье могло наслаждаться незатейливыми мелодиями фортепиано и виолончели.

Иоаннис стал изготавливать свечи. Сначала для себя, а затем на заказ. Он топил литры воска на водяных банях, добавлял ароматизаторы и разливал всё по баночкам. Ваниль, корица, лимон и лайм – каждый запах был особенным.

Если говорить на чистоту, любимые занятия деда не внушали доверия в моего отца. Он продолжал считать изготовление свечей и миниатюр пустой тратой времени.

Автобус остановился напротив университета, и я уже был уверен, что, сойдя, заплутаю по улицам и пропущу занятия. Но что-то удержало меня на месте.