– Разве? Я знаю, что ты любишь яркие романтические комедии и смотришь их допоздна. Я знаю, что ты расставляешь точки над i маленькими кружочками. Я знаю, что ты всегда пахнешь фруктовым гелем для душа.
Холлин нахмурилась, эти наблюдения были верны.
– Эм-м, Холостяк номер три, ты мой преследователь?
Толпа рассмеялась, и она заметила, что большинство теперь смотрели на нее, а не на другую сторону занавеса. Энди вертела головой, переводя взгляд с одной стороны на другую. Кэл пристально смотрел на Антонио. Она поерзала на стуле.
– Я знаю, что ты любишь острую пищу, и у тебя сумасшедшее чувство юмора, – продолжал Холостяк номер три. – Я знаю, что ты крутая, талантливая писательница и очень сексуальная женщина.
Холлин с трудом сглотнула, голос зазвучал у нее в ушах и заставлял волоски на руках встать дыбом.
– Ты кажешься довольно уверенным в себе, Холостяк номер три.
– Верно. – Голос стал ближе, просто с другой стороны простыни. – Некоторые называли меня нарциссом. И эгоистом. И очень, очень глупо уходить от самого лучшего, что было в моей жизни за долгое, черт возьми, время.
Ее руки задрожали от знакомого голоса. Она закрыла глаза и заставила себя дышать.
– Какой я пью кофе, Холостяк номер три?
– Красавчик без кофеина.
Моник и Лия опустили занавес. Холлин знала, кто там будет стоять. Никто другой не мог знать о ней таких вещей, но от вида Джаспера у нее все равно перехватило дыхание. Он стоял там с усталой улыбкой, взъерошенный, как будто несколько дней не менял одежду, и держал табличку с надписью его персонажа для зрителей, но она была перевернута.
– Привет, – тихо сказал он.
Холлин потребовалась секунда, чтобы обрести дар речи.
– Привет.
– Извини, я опоздал.
Она встала, забыв, что здесь есть кто-то еще.
– Что ты здесь делаешь?
– Покажи ей свою табличку, братан! – выкрикнул горластый зритель.
Джаспер ухмыльнулся и повернулся к залу.
– Спасибо, чувак. Я справлюсь.
Холлин опустила взгляд на его побелевшую от напряжения руку, вцепившуюся в табличку.
– Я должна сделать предположение?
– Да! – крикнул женский голос, подозрительно похожий на голос Энди.
Джаспер не поднял табличку.
– Ты можешь попробовать угадать.
Холлин с трудом сглотнула.
– Парень, который получил роль?
Он кивнул.
– Да, но это не то, что написано на табличке.
Он получил роль. Осознание этого отозвалось в ней острым уколом горя.
– Парень, который собирается стать великой, большой телезвездой?
Он покачал головой и поднял табличку. Слова были нацарапаны Джаспером от руки.
Она втянула в себя воздух.
Он уронил табличку на пол. За ней была еще одна.
Ее рука взлетела ко рту. Он уронил еще одну страницу.
Упала еще одна страница.
Слезы наполнили ее глаза, когда зрители увидели эти слова и начали аплодировать. Из зала крикнули:
– Он любит вас, Миз Поппи!
Холлин захлебнулась смехом сквозь слезы и опустила руку.
Джаспер шагнул вперед, взял ее за руки и прижался губами к ее уху.
– Я люблю тебя, Миз Поппи. И Дорогую Холлин. И любую другую тебя, которой ты, возможно, захочешь стать в будущем.
– Джаспер.
– Поцелуй его! – крикнула Энди.
Толпа подхватила, подбадривая их.
Джаспер посмотрел на нее сверху вниз, в его глазах читались вопросы и уязвимость.
– Ты уверен? – спросила она, все еще не оправившись от всего, что он сказал. Он получил роль. Он отказался от роли. Он остался. Он
– Никогда ни в чем не был так уверен, – сказал он. – Иногда, когда сбывается мечта, ты понимаешь, что это совсем не то, что ты искал. Что у тебя уже было то, чего ты больше всего хотел, было прямо в руках. Ты просто недостаточно внимательно смотрел.
Все напряжение, которое она накопила, находясь на сцене, ослабло, и широкая улыбка помимо воли появилась на лице.
– Это самая несмешная импровизационная сцена на свете.
Он ухмыльнулся.
– Давай устроим им шоу, Дорогая Холлин.
– Давай.
Она обвила руками его шею, и он наклонился к ней, прижался губами к ее губам и поцеловал. Это могло быть вступительным эпизодом к шоу Дорогуши Джаспера и Дорогой Холлин, о котором они шутили в ту первую совместную ночь.
Толпа взорвалась радостными возгласами, и Джаспер обхватил ладонями ее лицо и поцеловал на этот раз по-настоящему. Голоса людей в помещении отошли на задний план, и Холлин забыла о том, что нужно стесняться, нервничать или беспокоиться о том, что подумают другие. Ее это больше не волновало.
Все, что имело значение, – это то, что она чувствовала внутри. Что это было правильно. Что это было реально. Что так и должно было быть.