У

— Ни в коем случае, — отвечает Ингве.

История будет написана тонко и взвешенно.

Группа Сопротивления крадет у нацистов шерсть и перевозит ее контрабандой. Они сталкиваются с мощным противодействием и обнаруживают, что среди них есть шпион. Творится черт знает что. Но в финале шерсть попадает к старушке, которая должна организовать вязку носков для небольшой, замкнутой общины в Вестланне. Разумеется, в тот год выдалась морозная зима, а у людей совсем не осталось носков. Ингве спрашивает меня, как мне нравится. Я отвечаю, правда, не положа руку на сердце, что, по-моему, звучит захватывающе. Ингве считает, что нужно завлечь норвежцев на норвежские фильмы. Господи, еще бы!

Эгиль сидит в воде, смотрит на свои руки и приговаривает: «Загар, загар, загар!» Он очень доволен.

Чтобы успокоить свою совесть, я отправляюсь с Мии и Туэном в лагуну ловить традиционным способом рыбу. Обнаруживается, что привезенные нами гарпуны никуда не годятся. Слишком толстые. Когда попадаешь в рыбу, она из-под гарпуна выскальзывает. Мии смеется. Вместо гарпунов пришлось воспользоваться сетью. Метров тридцать в длину и шириной в полтора метра. Мы ставим сеть так, чтобы она отгораживала часть лагуны, расходимся цепочкой и загоняем рыбу в ловушку. Бедняги-рыбы ни о чем не догадываются до последнего момента, когда уже поздно спасаться. Тогда мы вытаскиваем запутавшихся в сети рыб и швыряем на берег. Рыбы красивые. Крупные, ярко-синие, с клювом, как у попугая. Потому их и называют рыбами-попугаями. Туэн предупреждает меня, чтобы я берег пальцы — если укусят, будет очень больно. Все тут опасное или вредное. На руках у меня перчатки. На ногах купальные тапочки. И специальная майка для купания. И шляпа. И солнечные очки. Половина работы — надевать снаряжение.

Мне завидно, что Мии и Туэн как-то без него обходятся.

Мы с Руаром опять чистим рыбу, и за работой я отважился спросить, действительно ли тот парень на вечеринке наполнил целый молочный стакан своим эякулятом. Руар не отвечает напрямую. Он кивает, но по языку его жестов и мимике я догадываюсь, что к этому кивку следует отнестись скептически.

— Ну, почему ты не скажешь прямо «да» или «нет»? — пристаю я.

Но Руара не так-то просто сбить с толку. Он напускает на себя непроницаемое, таинственное выражение. Наверное, я так никогда и не узнаю правду.

Третий костер

Эгиль подготовил сообщение о симпатичных спортсменах, уделив основное внимание конькобежцам второй половины семидесятых годов. Магическом отрезке, как он выразился об этом периоде — золотом веке конькобежного спорта. Я не очень внимательно вслушивался в его рассказ, но, закончив, он призвал и нас представить свои списки самых симпатичных спортсменов всех времен. Это, конечно, не так занятно и не так легко, как назвать самых несимпатичных, что, однако, не помешает нам сделать свою попытку. Рано или поздно, говорит Эгиль, все равно кому-то придется…

Я выбываю из игры на ранней стадии обсуждения. Мое увлечение спортом продлилось всего несколько месяцев, и я мало что могу от себя добавить. Остальные вывалили целую кучу имен отечественных и зарубежных спортсменов. Футболистов, конькобежцев, альпинистов, пловцов и бог знает кого еще. Имена так и сыплются. А надо ли при обсуждении самых симпатичных спортсменов учитывать их достижения? Как я понял, это самое главное в нашем вопросе.

Эвен считает, что невозможно говорить о том, кто был самым симпатичным на протяжении всей истории спорта, хотя бы потому, что до наших времен сохранилось крайне мало прославленных имен. Простые трудяги, к примеру, оставались безвестными еще при жизни, а уж после их смерти мы тем более не можем судить о том, насколько они были приятные или неприятные люди. Спорить тут бессмысленно.

— Ясно, по крайней мере, одно, — говорит Ингве, — что слаломисту Томбе совершенно не место в нашем списке.

С ним никто не спорит.

Однако сама постановка проблемы представляется неудачной. Этого нельзя не заметить. В общем-то, если посмотреть, все мы славные люди. В отношениях с кем-то мы хорошие. Кто-то ведь любил даже самых ужасных тиранов.

Эгиль говорит, что обсуждение отклонилось от темы. Сообщение о спортсменах не повод говорить о тиранах, а если мы не в состоянии обсуждать его тему в том виде, как она предложена, то, пожалуйста, не хотите и не надо.

На этом интерес к дискуссии как-то увял. Стойко продолжают ее только Ингве и Эгиль. Вполуха я слушаю, как они соревнуются, кто лучше помнит состав футбольных команд разных лет.

— «Росенборг» тысяча девятьсот семьдесят девятого года! — с вызовом говорит Ингве, и Эгиль должен перечислить всех игроков команды, каких он помнит.

Семь или восемь имен, которые назвал Эгиль, не произвели на Ингве никакого впечатления. Правда, когда Эгиль называет Тора Роберта Йохансена и Йоргена Сёрли, он одобрительно кивает, но чего это стоит, если Эгиль пропустил Вигго Сундмоена — «Осский[32] экспресс», как предпочитает называть его Ингве?