У-3

Я ответил не сразу. Я смотрел на экран. Сидя глубоко в гранитном подземелье, на закате истории, в холодном полярном сиянии над электронным неолитом, я видел, как два новых эхо-сигнала меняют по моей просьбе курс и начинают преследование третьего сигнала. Я открыл рот, собираясь что-то сказать в микрофон, но вместо этого отпустил клавишу передатчика и повернул голову направо.

— Самый старый из моих знакомых. «Единичка» там наверху считает, что я уже не способен отличить себя от его тени.

Меня перебил включившийся снова радиоголос Алфика Хеллота.

Лейтенант Хеллот, достигнув высоты между тремя и четырьмя ангелами, по-прежнему сопровождаемый Паттоном, доложил, что есть визуальный контакт. Видит контуры самолета в высоком мраке над собой.

Я выполнил свою задачу. Продолжая преследование, они быстро набирали высоту, все время прибавляя скорость. С ревом мчались по дозвуковому туннелю к звуковому барьеру, гонясь за эхо-сигналом и собственной звуковой волной.

Их ждала неудача. И не только их. Экран передо мной пестрел все новыми сигналами. Командир явно поднял в воздух целое крыло. Словно кто-то посыпал корицей электронную кашу на экране. Какой там карамболь — пирамидка наоборот. Но я видел на радиовысотомере, как сигнал Черной Дамы отрывается от Алфика Хеллота и Паттона, катапультирует вверх, за пределы микроволн, излучаемых антеннами РЛС. За грань атмосферы над океаном, в пустоту космоса?

Голос Алфика воззвал по-английски на частоте для сигналов бедствий:

— X-ray, X-ray, идите на снижение, идите на снижение. Следуйте за белой «Двойкой». Следуйте за белой «Двойкой».

Молчание. Никакого ответа. Цель исчезла с экрана. Локатор больше не брал ее.

Исчезла и не возвращалась. Экран был усеян хорошо знакомыми радарными профилями. Взлетевшие последними перегруппировались и строем вернулись на базу. Все, кроме Алфика Хеллота и Уно Паттона. Черная Дама увела их за пределы действия радиовысотомера и поискового локатора.

— Ракета, — заключил Адольф Лёэ Брурсон за моей спиной. — Управляемая. Учебный запуск, — добавил он. — Обычный учебный запуск… Промахнулась по цели, — сказал он. — Макет. Шлепнется где-нибудь в Северном Ледовитом. Никто не станет ее искать. С цементной начинкой. Никому не причинит вреда. Спроси своего «Единичку» — снимок сделал?

— Сделал. — Я не сомневался в этом.

— Больше никто ее не засек? Другие РЛС?

— Никто. Ничего. Ноль.

Адольф Лёэ Брурсон возвестил, что рапорт в общих чертах будет таков: макет, ракета без заряда, запущенная по учебной программе, вошла в наше воздушное пространство и упала в море.

Я воздержался от комментариев. У Адольфа Лёэ Брурсона был горький опыт. Он предпочитал страховаться. Сын человека, который подвергался аресту за подрывное ношение знамени, вовсе не хотел снова оказаться в чьих-то глазах угрозой безопасности. Меня, безотцовщину, в этом смысле было куда проще проверить. И я не стал спорить. Во всяком случае, сперва мне хотелось бы посмотреть снимок Алфика. Я сказал:

— Перехватчики возвращаются в Будё. К югу от Вест-фьорда погода получше. Будё открыт. Попроси Анденес проводать белые «Единичку» и «Двойку» до Буде. Или пусть Банак их посадит, если горючее на исходе.

Телефон стоит на полочке слева от индикатора и телетайпа. На панели за ним — клавиши радиостанции и ретроспектоскопа. На крышке панели, возле клетчатой консоли со светящимися клавишами, таблицей кодов и шифровальной тетрадью я по собственному почину прилепил клейкой лентой листок бумаги с машинописным текстом. Брурсон давно поглядывал на этот листок. Теперь, передав рапорт, он стал не спеша читать.

— Что это? — поинтересовался он.

Не поднимая головы, я ответил:

— Стихи. Это стихи. Сам небось видишь.

— В толще гранита утро истории я баюкал?

— Мне показалось, что это подходит к нам, — сказал я. — «В толще гранита» и дальше.

— Подходит, если «утро истории» поменять на «вечер».

Я заметил, что, по мнению коммунистов, мы все еще свидетели утра истории.

Шифровальщик посмотрел на меня, как на код, который ему надо было разгадать.

— Может, в этом все дело. Они за хорошенький взрыв, чтобы день наступил.

— Зачем же так толковать.

Одна из тех реплик, которые не несут смысловой нагрузки, произносятся только для сотрясения воздуха. И Лёэ Брурсон пропустил ее мимо ушей. Наклонясь над серой панелью, сосредоточенно нахмурил брови и прочел вслух все стихотворение:

Откуда я вышел? Из ветра Яхве,
Тоскливо кружащего над Араратом?
Из вихря искр на пожарище Трои?
Я отовсюду! В толще гранита
Утро истории я баюкал…
В яслях сено постлал я той ночью.
Все от меня! — Агнец смиренный,
Паденье империй и гибель Вселенной.