У аборигенов Океании

День в поисках «объекта» для наших камер пролетел быстро. Вскоре производство сак-сак уже не представляло для нас тайны. Конечным продуктом мякоти саговой пальмы был розовый, лишенный запаха и вкуса порошок, который оседал на дне деревянного желоба. Да и хитроумный способ связывания живых крабов не возбуждал больше нашего любопытства. Еще несколько сот метров заснятой пленки легли в жестяную коробку. «Лишь бы выдержала эмульсия», — беспокоится Стах, который каждую тысячу метров кинопленки обильно поливал своим потом.

Последний сюрприз в тот день преподнес нам малыш новогвинеец. Оставив своих сверстников, он решительно и безапелляционно потребовал, указывая пальцем на висящий на моем плече футляр:

— Маста, магнитофон синг-синг!

Мы удивленно переглянулись. Малыш отчетливо произнес магнитофон. Он подслушал, видно, наш разговор и правильно связал в своей маленькой кудрявой головке слово с предметом. Теперь это иностранное слово приобрело право гражданства в далекой деревушке. Малыш растрогал нас. Мы угостили его конфетами и, конечно же, удовлетворили его просьбу.

— Магнитофон, магнитофон синг-синг! — слышалось теперь кругом.

С наступлением ночи взрослые жители деревни вновь пели для нас. Под дробь обтянутых змеиной кожей барабанов плыли баллады о великих воинах, которых посадил в тюрьму белый человек; песни о злом духе, превратившемся в огромного крокодила и о военных доблестях племени копи.

Мы поддались обаянию этих людей. Делает ли цивилизация их действительно счастливыми? Вряд ли. Она дает им стальные топоры, но в то же время навязывает чужые законы. Прививает гигиену и оказывает медицинскую помощь, но ломает обычаи и облагает налогами. Кладет конец междоусобицам, но не предоставляет больше продуктов. Она вторгается в их замкнутый мирок, вводя неизвестные прежде понятия. Принося с собой цивилизацию, европейцы заставляют аборигенов устраивать мир по образу и подобию белых людей, но станет ли он от этого лучше?

Кикори

Утро застало нас на палубе катера. Мы снова плыли по каналам, большим и маленьким, прорезающим обширные топи. Глухо рокотал двигатель, изнуряла жара.

Время от времени мы лениво перебрасывались несколькими фразами. Огромные пальмы, выраставшие прямо из воды, создавали как бы зеленый коридор, по которому маневрировал наш «Руби». Двое матросов, стоявших на носу катера, вынуждены были прокладывать путь топорами — так низко подчас нависали пальмы.

Вокруг все было мертво и пустынно. Внезапно мы выплывали на илистые водные просторы, нередко натыкались на скрытую под мутной водой песчаную отмель. Катер резко тормозил, что неизменно вызывало беспокойство капитана.

Ландшафт был па редкость однообразным. Одни и те же растения, мангровые заросли, повторявшиеся с такой монотонностью, что, казалось, теряли свою реальность. Полуприкрыв глаза, я дремал. Вдруг Эроро воскликнул:

— Эйрд!

Из-за очередного поворота показались большие скалы, покрытые зеленью. Здесь, среди плоских, словно доска, болот они производили какое-то нереальное впечатление.

_{Деревня на сваях в дельте реки Кикори}

Мы узнали, что эти высоты занимают особое место в исследовании Новой Гвинеи с помощью авиации. Они надолго запомнились экипажу первого самолета, появившегося в здешних краях. Произошло это сравнительно недавно — в 1922 году. Почетная роль новогвинейского Икара выпала тогда на долю небольшого гидроплана марки «Картис» под названием «Sea Gull». Пилотировал его австралиец Ланг, а пассажиром был фотограф Харли. «Sea Gull» летел тогда из Каимари в Дару, расположенному у устья реки Флай.

Во время этого исторического полета оба пионера новогвинейского неба пережили страшные минуты: их самолет, брошенный сильным воздушным потоком, чуть было не разбился вблизи трехсотметровых возвышенностей Эйрд. Опасность с трудом удалось предотвратить. В своем дневнике Харли сделал такую запись: «Далеко, насколько хватало глаз, ничего, кроме этих высот, не было видно. Мангровые заросли внизу вместе с перерезающими их каналами создавали ошеломляющий лабиринт. Так, пожалуй, должен выглядеть марсианский пейзаж с его сложной системой пресловутых каналов, разбросанных по безбрежной равнине».

Эйрд — действительно удивительный каприз природы. Возвышаясь словно маяк, он предвещает близость реки Кикори и населенного пункта того же названия.

Когда мы подплыли ближе, то увидели, что на фоне Эйрд появились какие-то строения. Это были дома миссии, принадлежавшей, по-видимому, Лондонскому миссионерскому обществу, которое вместе с другими подобными «очагами» цивилизации «посвящает» новогвинейцев в тайны христианской религии.

Вскоре «Руби» плыл уже по основному руслу реки. Еще один этап нашего путешествия подошел к концу. И вот мы уже взбираемся на высокий берег.