У Адских Врат

— Папа, я жду не дождусь, когда же увижу матч Алон — Девиль!

Бок останавливается под картиной «Эндевор», грозный, как стихия. На нем выцветшие джинсы и желтая ветровка.

— Мистер Стоун, на два слова.

У причала — игрушки членов клуба: пятидесятифутовая «Кантер Атлантик» и «Грэнд Бэнкс 42 классик». «Гаттерас 76» в прекрасном состоянии и стремительная «Ферретти 53». В моменты редких приступов пессимизма Теду кажется, что эти суда — лишь спасательные шлюпки, обслуживающие остров. Он вспоминает старые кинохроники Гаваны в ночь прихода к власти Кастро, когда люди, владевшие яхтами вроде этих, хлынули на причалы, прихватив ценные бумаги и драгоценности, запустили мощные двигатели и бежали.

— Одну минуту, милая. Мне надо поговорить с этим человеком.

— Мы же пропустим начало.

— Ерунда. На «Кандейс» мы можем делать тридцать узлов.

Тед целует гладкий лоб, любуясь ее свежестью, волнением, умным взглядом, юностью. Бок, заметив, что Стоун встал, выходит из бара в главный зал, где можно поговорить без помех.

Помещение оформлено в пастельных тонах. На картинах — клиперы, пароходы, роскошные старые яхты Дж. П. Моргана и Малколма Форбса. Ковер такой толстый, что на нем можно спать. Кожаные кресла. Пальмы в кадушках колышутся от дуновения бесшумно работающего кондиционера. Комната залита косыми лучами естественного света.

Бок — большой, спокойный, внушительный — ждет.

Рассказывает о детективе.

И под конец добавляет:

— Не хочу ничего предпринимать без вашего одобрения.

— Правильно, что ты пришел сам. Терпеть не могу телефоны, даже если они защищены. Хоть и можно заблокировать прослушку, но со временем изобретут что-то, что поможет пробить защиту и все услышать.

— Детективы тоже люди, с ними тоже происходят несчастные случаи.

Стоун сосредоточенно хмурится, говоря себе, что здесь нет хорошего варианта — только разные степени риска. Медленно качает головой:

— Если полиция усомнится, что это несчастный случай, против нас выступит целая армия. А мне здесь жить. Это ты можешь отправиться домой — откуда бы ты там ни был.

— Тогда есть другие способы.

Бок обдумывает варианты. Стоун смотрит, как Кандейс расхаживает перед венецианским окном. Яхта готова. Девочка хочет ехать. Ему нравится, что теннисный матч кажется ей таким важным.

Бок тихо рассказывает Стоуну, как он однажды нейтрализовал одного журналиста в Испании.

— Он потом покончил с собой.

— Надо думать!

— Ну-ну, я же не делал этого лично. Заплатил кое-кому.

— Но я не хочу, чтобы он покончил с собой, — говорит Стоун. — Эффект может быть тот же, что при убийстве. А если он все записывает? А если он оставит записку? Нет, ты говорил, что у него есть друзья в управлении и родственники. Чиновники, — добавляет он пренебрежительно, — выходят из себя, когда что-то может их лично коснуться. Это у них в крови. Мне нужно, чтобы он заткнулся, но остался жив — по крайней мере пока. Внешне живой. Внутри мертвый.

— Мистер Стоун, я не волшебник.

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Бок на мгновение задумывается.

— Можно разыграть вариацию на испанскую тему, — предлагает он.

— Иисусе, — в ужасе выдыхает Тед. — Но разве у него нет напарника?

— Пока нет.

Стоун с шумом выдыхает:

— Ну хорошо. Но только если он доберется до Макгриви.

— Как говорил Уайлд: «Умеренность губительна. Успех сопутствует только излишеству».

— Может быть, он не узнает о Макгриви или узнает через несколько дней — в этом случае разницы не будет. Поэтому, если пройдет неделя, а он не тронет Макгриви, временно забудь о нем.

Стоун машет рассерженной Кандейс, появившейся в дверях:

— Еще полно времени, милая.

Отечески улыбаясь, он возвращается в гриль-бар.

— Я никогда не насмотрюсь на теннис, — говорит отцу Кандейс.

— Всегда хочется еще и еще, — отвечает ей папа.

— Расскажите мне о «Гусаре».

Воорт склоняется над столом библиотекаря (табличка на письменном столе гласит, что его зовут Лайл Б. Московитц), разглядывая карты и статьи о старом корабле с сокровищами.

Дьюк лежит на пристроенной на книжной полке подушке, наблюдая за Воортом одним выпуклым глазом. На картинах буксиры курсируют по гавани. Лайл Б. Московитц, перестав валять дурака, оказался довольно приятным, хоть и несколько занудным парнем.

— Детектив, знаете что-нибудь о Нью-Йорке времен Войны за независимость? Большинство людей не знает, — смеется он.

— С удовольствием узнаю, — отзывается Воорт, не упоминая о еженедельных уроках в детстве, документах в домашней библиотеке, семейных дневниках и экспонатах в застекленных витринах.