У батьки Миная

В плен берут, нахлынув жадным войском
На поля из-за лесной межи,
Тоненькие прутики — березки,
Елочки — зеленые ежи,
Жилистые, цепкие осинки…
Только отбиваться поспевай.
Видно, не порадуют зажинки,
Будет горьковатым каравай.

Эта невеселая картина тревожила, не давала покоя Михаилу Федоровичу. «Весна в разгаре… Земля горит, пересыхает земля, — озабоченно думал он. — Надо обрабатывать, окультуривать землю. Не обработаешь, не ублажишь — кукиш покажет земля…» Сидел, размышлял Михаил Федорович, а тем временем в кабинет к нему вошел, поскрипывая казенной ногой, пожилой мужчина — чем-то опечаленный крестьянин.

— Что вам, товарищ? — спросил председатель исполкома. — Садитесь, пожалуйста, — придвинул ему стул, заметив, что тот на протезе.

Мужчина сел, вздохнул.

— Что вздыхаете? Рассказывайте, с чем пришли. Постараюсь помочь.

— Вот-вот, за помощью и пришел, Михаил Федорович, — оживился мужчина. — Понимаете, разладилась, расковалась, чертова кукла, — показал на свою скрипучую ногу. — Подковаться надо. Нужна новая нога. А где ее взять? В Витебске не найдешь. Беда!

— Беда, — соглашается председатель, записывая в блокнот имя, фамилию, адрес мужчины и незаметно приглядываясь к нему. — Вы не из Щелбовщины?

— Из Щелбовщины.

— Были в бригаде Миная?

— А как же! — повеселел посетитель. — Минаевец.

Михаил Федорович дружески обнял его:

— Ступайте, дорогой, домой. Напишем куда следует. Если потребуется, то и в Москву напишем. Будет вам нога…

И когда бывший партизан выходил из кабинета председателя исполкома, мне даже показалось, что казенная нога его меньше скрипит. Смотрел я на председателя райисполкома и думал: «Вот ведь оно как… Крупными масштабами мыслит Михаил Федорович, на нем заботы обо всем районе, обо всех его колхозах и сельсоветах, а он, душа человек, и об этой горемычной ноге должен думать: где ее раздобыть, как выручить бывшего партизана…»

А люди шли и шли к председателю: кто с личным горем, с какой-нибудь частной нуждой, кто с важным, государственным делом. Один жаловался, что бурей сорвало у него крышу с хаты, хорошо бы дранкой или шифером разжиться. Второй рассказал, что вот построился, а окна застеклить нечем. Третий пришел посоветоваться, где можно отремонтировать тракторный мотор, что ржавеет у них в кузнице, как получить с опытной станции в Зазерье для посева сортового, высококрахмалистого картофеля…

Михаил Федорович со всеми был приветлив, внимательно всех выслушивал, на ходу решал и мелкие, и более важные вопросы. Приятно было видеть, как тепло, сердечно встречают председателя райисполкома в деревнях и селах, в бригадах, на колхозных полях!..

Героический народ-партизан справился с трудностями восстановления, далеко шагнул вперед.

Он навеки науку и практику
На колхозных полях породнил.
И пошли, и поехали трактами
Золотые в село трудодни.

Колхозные, государственные закрома под крышу наполняются теперь дарами родной земли, а сердца людей — радостью.

А песняры наши передают струнам певучим всю эту радость, солнечность, что теплится в сердцах людей, искрится в глазах. И каждый день мы убеждаемся, что есть такая широкая, светлая, многоголосая, как сама наша жизнь, песня. Сама жизнь сложила ее.

Она восславит подвиг наших дней,
Она провозгласит на всю планету,
Что мы все ближе к цели и что это —
Осуществленье ленинских идей.
Возвышенной мечты осуществленье,
Которой жил великий, мудрый Ленин,
Которой дал он соколиный взлет…
Гордится этим наше поколенье,
Что ленинской дорогою идет.

Дорогой Ленина, под знаменем Великого Октября идет и прославленная партизанка Витебгцина…

О чем пела жалейка

За березовой рощей, за лозняком на лужайке тонкую, переливистую песню ведет свирель — жалейка…

Лесной тропинкой идет седовласый человек. Не торопится, к птичьим голосам прислушивается, примечает, как утреннее солнце золотит медноствольные сосны, а на макушках косматых елей молодые шишки алеют петушиными гребешками.

Теплой корою, смолой-живицей, цветами лесными, молодой листвой пахнет в старом лесу. Легко дышится в лесу, но почему так хмур человек, задумчив? Почему он так медленно, тяжело ступает? То на пень присядет, то под сосною постоит, то возле оплывшего, затравенелого окопа остановится, нагнется, поднимет позеленевшую винтовочную гильзу, долго ее рассматривает…