У Беды зеленые глаза

— Интересное кино, — гнул свое арестованный. — Значит, чтобы я не сбежал, ты меня сторожить и охранять будешь. А, когда меня убивать будут, так ты руки отряхнешь. Может, мне еще пожить на этом белом свете хочется. А тебе на это наплевать.

— Конечно. Меньше будет таких, как ты, людям лучше и спокойнее жить будет.

— Людям?! — Возмутился Звягинцев. — Будет тебе известно, что я людей никогда не обижал. Наоборот. Мы с братками наказывали тех, кто грабит народ. Наживается на горе людей. Простых людей я никогда не трогал и не трону. Понял?

— Ты меня на «понял» не бери, понял? Это все только твои слова. Подвернется в подворотне пьяненький, грабанешь его за милую душу. Что я не знаю таких, как ты?

— Не прав ты, прапор. Ох, как не прав! Не знаешь ты меня. А болтаешь

От обиды он хотел махнуть рукой. Но не получилось. Наручники помешали.

Понаблюдав еще некоторое время за теми, кто спорил перед их машиной, арестованный снова обратился к этому же конвоиру:

— Ты вот мне не веришь. Это твое право. Ты просто меня не знаешь. А вот, Татьяне Васильевне поверишь?

— Какой Татьяне Васильевне? — Удивился милиционер. — Кто это?

— Ну, ты, салага, даешь! — В свою очередь удивился уже Звягинцев. — Так вот же она, Татьяна Васильевна, — он кивнул головой в сторону Суворовой. — Темнота таежная, не знаешь даже с кем ездишь полдня.

Конвоир мельком взглянул на сидящую впереди Суворову. И слегка покраснел. Но стоял на своем:

— А зачем мне знать, как зовут адвоката? Мне ее помощь пока не нужна.

— Вот именно, что пока. Знаешь как умные люди говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся! Сейчас ты на свободе. А что будет с тобой завтра, никто не знает.

Тут он переключился на Суворову.

— Васильевна! Скажите этому истукану — служаке, что я «щипал» всегда только богатеньких, которые поднялись на людском горе.

Суворова, не поворачиваясь назад, продолжая наблюдать за событиями, которые развертывались перед ними, машинально ответила:

— Скажу, скажу. Успокойся!

— Вот видишь, служивый? Уважаемая женщина вписалась за меня. А это многого стоит.

— Ладно. Тебе же было сказано, успокойся. Честный ты разбойник. Честный. Еще скажи, что награбленное людям раздавал, как тот Робин Гуд английский.

— Я не знаю, кто такой твой Робин. Мне он до лампочки. Тем более английский. Я в Англии не бывал. И людям ничего не раздавал. Это ты правильно заметил. Но этих спекулянтов, которые сейчас называют себя, видишь ли, предпринимателями — бизнесменами гребаными, я грабил, и буду грабить, когда выйду на свободу. Понял?

— Понял, понял я уже давно. Помолчи, пожалуйста. Вон, смотри, гаишники прилетели. Что — то дальше будет! А ты тут с соплями своими.

И добавил, обращаясь уже к своему напарнику — конвоиру:

— Семен! Смотри в оба. Не нравится мне все это. И оружие не прячь. Не известно, чем все закончится.

Суворова уже собралась вмешаться в их перебранку, чтобы выяснить действительно ли Звягинцев собирается и дальше совершать преступления. Но слова конвоира о гаишниках отвлекли ее внимание.

***

Действительно в промежутке между Жигулями и Мерседесом остановилась вся такая разрисованная автомашина ГАИ.

Видимо, очень тропились ребята на вызов водителя Мерседеса. Потому как лихо подкатили с включенным проблесковым маячком синего и красного цвета, а также звуковой сиреной. Последнюю сразу же выключили. Но маячок оставался в рабочем состоянии.

Из машины медленно, важно «выползли» два офицера в броской, ни с чем несравнимой, форме сотрудников ГАИ.

Как отметила Суворова, да и все остальные, один из гаишников постарше был в звании майора, а другой, помоложе — капитана милиции.

Все также не спеша, с чувством собственного достоинства и важности, что отчетливо проявлялось на их лицах, в их движения, оба направились к водителю Мерседеса. Как будто никого вокруг, кроме него, не было.

«По всей видимости, они знакомы между собой, — догадалась Суворова. — Иначе бы вели себя несколько иначе».

— Привет!

— Привет!

Обменявшись с ним дружеским рукопожатием, майор, как старший по специальному званию спросил у него:

— Так в чем конкретно трудности?

— Ты, понимаешь! Вот этот перец, — водитель Мерседеса небрежно кивнул в сторону Адамова, — не догоняет, кто на дороге главный. Обогнал нас, подрезал так, что мы чуть в кювет не шарахнулись. И никак не реагирует на мое замечание об этом.

Он приблизился вплотную к майору и тихим голосом сообщил:

— И вообще у него ствол под мышкой. Наверняка, там кобура.

— Ствол говоришь? — Громко переспросил майор. — А это уже интересно.

Он повернулся в сторону молчаливо стоявшего до сих пор Адамова. И даже сделал шаг в его сторону, сократив расстояние между ними.

Затем сказал — потребовал:

— Пистолет сдай!

В салоне Мерседеса продолжала все это время играть громкая музыка.

А вот в Жигулях наступила гробовая тишина. Все, в том числе и для Звягинцева, стало очевидным, что сейчас на их глазах происходит что — то такое, что выходит за рамки разумного. Как сказал бы вслух, но не сказал почему-то, арестованный:

— Беспредел, да еще на глазах очевидцев и свидетелей!