У берегов Туркмении

Направив лошадь ближе к воде, я ударил поводом и в карьер пустился наперерез тюленю. Он грелся на солнце и, видимо, не ожидал нападения, когда я очутился между ним и водой. Спрыгнув с лошади, я пошел навстречу. Животное подняло голову, встало на передние лапы и зашипело на меня, как шипят кошки, когда они чем-нибудь сильно встревожены. Раскрытый рот, хрип и угрожающая поза заставили меня остановиться. Молодой тюлень имел светло-серую окраску шерсти на спине и почти белую на брюхе. Шерсть, чисто вымытая, отливала шелком. Во рту сверкали зубы, тонкие как шпильки, два сверху и два снизу. Не переставая шипеть и грозно смотря, он устремился на меня.

Что с ним делать? Убить? Чем? Да для чего? Я отступил и дал ему дорогу. Он неожиданно быстро, пригнувшись к земле, добежал до берега, бросился в море и в одно мгновение, сверля воду хвостом, как винтом моторной лодки, был в двухстах метрах от берега.

Я сел на лошадь. Его черная голова, как точка, еще мелькала среди синих волн Каспия.

Удрал! Ну, не попадайся зимой тюленьщикам! Они не спустят!

VIII. В КРАСНОВОДСКЕ.-ОЖИДАНИЕ ПАРОХОДА. — БЕСЕДА С ОХОТНИКОМ

Гора Шах-Адам заботливо, как мать больного ребенка, закрывает г. Красноводск от холодных северных ветров. Отроги гор кругом обложили маленький, весь из известкового камня городок. Поэтому летом, когда море спокойно и ветер улетел на западный берег, к Баку, жара здесь — как в духовом шкафу, где пекут пироги. Даже ночью температура воздуха не падает ниже+ 20° и так же душно, как днем.

Все здесь приспособлено к тому, чтобы из вас выжать влагу и превратить в сухую, черную щепку.

Сюда надо приезжать лечиться от излишней полноты. Если принять во внимание, что, кроме баранины и козлятины, между которыми местные рестораторы давно поставили знак равенства, других видов продовольствия в г. Красноводске очень мало, то возражать против указанного положения не приходится.

Картофель, репа, морковь и другие овощи здесь привозные, своих нет, потому что нет огородов, нет земледелия. И в этом случае вопрос опять сводится к отсутствию пресной воды и недостатку атмосферных осадков, дождя и снега.

Дожди здесь редки и идут они главным образом зимой, когда в Москве установился хороший санный путь и морозы стоят в двадцать градусов.

Коров здесь заменяют козы, а лошадь вытеснили верблюды и ослы.

Красноводск — это перевалочный пункт между Европой и Азией.

Маленький красивый вокзал. Средне-Азиатской железной дороги расположен очень удобно. С одной стороны он — в центре города, при чем налево от вокзала — "старый ", а направо — "новый" город, а с другой — недалеко от пристаней пассажирского и грузового пароходства. Хлеб, мануфактура, предметы мелкой промышленности почти ежедневно прибывают в Красноводск из Баку, чтобы, погрузившись в вагоны, отправиться дальше. Дорога тянется у подножия Балханских гор, обегает залив и полуостров Дарджа, проходит мимо Джабела, где имеются громадные соляные разработки, и через Кара-Кумскую пустыню уходит к столице Туркменской республики — Ашхабаду.

В ожидании отхода судна сижу на "поплавке". Так называется столовая при пароходной пристани, где находят убежище все легкомысленно верующие в точное исполнение всякого рода расписаний.

Пароход "Фрунзе", на котором предстоит ехать на юг, в Гасан-Кули, грузится. Проносят длинные доски, ящики с чаем и папиросами, запакованную в рогожу мануфактуру, какое-то железо — и так без конца. "Фрунзе" отходит в восемь часов вечера.

Старый железнодорожник, сидящий со мной рядом, начинает разговор.

— Двустволка?

— Нет, ствол один, а есть коробка, и в нее вкладывается второй патрон, в роде винтовки, — отвечаю я.

— А позвольте полюбопытствовать.

Я передаю ружье.

Деловито, внимательно он осматривает затвор, ложе, спуск и ствол ружья.

— Да, штука хорошая. Здесь продать — рублей полтораста дадут.

— А дичи у вас много?

— Дичь есть! Как мороз стукнет на севере, так у нас праздник: вся дичь — сюда. Лысуха, утка и лебедь. Вот гусь здесь не летит.

— Как же вы охотитесь? Место открытое, ни куста, ни дерева, залив большой, — допрашиваю я.

— Кто как. Нет лодки, так с берега, с подхода. Утка нуждается в земле — рано утром или с вечера ей надо на берег, — вот она и плывет к нему. Тут и бьют. Ну, а наш брат, железнодорожный, — тот иначе устраивается. Оборудуем вдвоем, втроем моторишко, поставим на лодку и катаем по всему заливу, хоть на У фру или бухту Бековича, и до пролива Кизыл-Су, где маяк на Красноводской косе.

Нам попадает и авганка, знаете, красная, крупная утка, и лебедя другой раз цапнешь.

Одно плохо: в союз нас Москва не принимает — мало вас, говорят, надо не меньше пятисот человек, а нас полтораста. Оттого, наверно, и заказы задерживают.

Раздается свисток. Все схватывают свои вещи и, толкаясь, сбивая друг друга в стороны, кидаются к калитке, через которую выход на мостки пристани, где стоит пароход.

Еще несколько минут криков, шума, недовольных возгласов, свистков — и мы плавно отходим от пристани.

IX. КАСПИЙ. — БОГАТСТВА ЧЕЛЕКЕНА. — ТУРКМЕН — СТРОИТЕЛЬ ЛОДОК. — ИЗ ПРОШЛОГО