У березки я заплакал

Однако воину в отставке удалось сохранить безупречную выправку и угасающий было оптимизм, который теперь Виктор Васильевич направил на обустройство личного хозяйства и помощь нуждающимся православным храмам. Его добрый взгляд светло-серых глаз в разговоре поддерживала лёгкая улыбка раскрытых губ. Для меня важным было такое качество моего знакомого, как умение слушать собеседника. А когда он хотел выразить своё мнение, то делал это ненавязчиво, облачая слова в формы, завораживающие уверенностью и прямотой. Надежным подспорьем во всех делах Лужнова был компьютер, хитросплетения которого он знал в совершенстве.

Валерия Михайловна выглядела заметно моложе мужа. По её виду можно было с уверенностью сказать, что она знает себе цену. Гордая прямая походка, чувственные губы и лучезарный манящий взгляд действует обезоруживающе. При разговоре лицо Валерии Михайловны покрывается нежным румянцем, дополняющим её женственные достоинства. Непременный берет на голове умело скрывает редкие, знакомые с неоднократной перекраской волосы. Прекрасная хозяйка, готовая гостя угостить чем-нибудь вкусненьким, постоянно погружённая в какие-то домашние дела, которым не видно ни конца, ни края.

Одному Богу известно, как смогли пересечься жизненные стежки-дорожки двух моих друзей, у которых имеются родственники, но которым не хватало душевного и духовного общения. Несомненно, что одним из таких взаимных притяжений стала вера в Бога, дарящего людям, наряду с испытаниями, непередаваемую радость жизни.

В комнате, приспособленной под зал, трудно было найти свободное место. Вдоль стен разместились шкафы и шкафчики, некоторые из которых были изготовлены руками Виктора Васильевича. В одном из углов комнаты почетное место занял иконостас с многочисленными иконами. Посередине зала стоял круглый старинный стол, который вполне чувствовал себя хозяином в столь стесненном пространстве. Именно за этим столом сидела довольно упитанная женщина. Крепкие ладони, в полной мере познавшие всю «прелесть» физического труда, выделялись островками на фоне бирюзовой скатерти. Слегка бегающий взгляд, пробивавшаяся через губы едва заметная улыбка выдавали смущение гостьи, которая словно попала на многолюдный бал и не знала, как на нем себя вести. Поверх голубого шёлкового платка, повязанного на шее, врассыпную разбежались густые, но уже слегка подвернутые проседью копны крепких каштановых волос.

– Познакомься, Леонид, это Елена Буркова. Мы с ней лежали в одной палате в областной больнице, а в Муроме она оказалась, чтобы продлить воспоминания о своём далеком прошлом.

При этих словах Валерии Михайловны, гостя кивнула головой и добавила необычным деревенским говорком:

– Спустя много лет меня снова потянуло в эти края, где я пережила трудное время молодости и взросления. Если бы ни приглашение Валерии, я бы не решилась на эту поездку.

Вскоре мы уселись за круглым столом, словно собирались проверить удачу в азартной игре. Только перед нами вместо карт и фишек расположились домашние котлеты с таящем во рту картофельным пюре, селедка и соленые огурчики, горка румяных пирожков с ягодами и капустой, вазочки с вареньем и конфетами. Женщины выпили по рюмке крымского вина, а мы с Виктором Васильевичем ограничились ароматным, настоянным на травах чаем.

– Вот теперь, Елена, мы готовы тебя внимательно выслушать, – сказала повеселевшим голосом Валерия Михайловна, – Леонид ради этого приехал сюда. Так какое испытание, по твоим словам, дал тебе Бог в жизни?

Елена медленным взглядом обвела нас, затем задумчиво посмотрела куда-то в невидимую даль, словно настраивала свою память на воспоминания. И, наконец, встряхнув с себя временное оцепенение, уже знакомым говорком уверенно начала рассказывать.

– Жизнь с раннего детства начала ставить мне подножки. Ведь я – детдомовская. В начале восьмидесятых меня 18-летнюю выпускницу детдома в Уфе, сладкими посылами завербовали на прядильную фабрику имени Войкова в неизвестный Муром. Обман быстро раскрылся: работа тяжелая, зарплата маленькая, а в общежитии – только койко-место. Почти адом показались эти условия жизни и работы на фабрике. По характеру я девушка скромная, тихая, не переносившая пьяные гулянки, которые в общежитии были постоянными. Одна радость была у меня тогда – посещение служб в действующем храме. Стояла там, молилась и плакала. Кто-то из прихожан продал мне Библию, с которой я затем никогда не расставалась. В общежитии спрячусь где-нибудь в уголке и читаю.

Но вы, знаете, что белых ворон у нас не любят. И мои соседи решили насильно «посвятить» меня в своё сообщество – напоить и покуражиться. Противно было смотреть, когда мне женщины и мужчины насильно совали в лицо стакан с вином, при этом смеялись, обзывали… Здесь наступил для меня решающий момент: я вырвалась из этой круговой вакханалии и, накинув пальто, выбежала из общежития. Заступиться за меня было некому, а продолжать будоражить своим поведением грубых и немилосердных людей я бы уже не смогла.

Здесь Елена сделала паузу и с легкой саркастической усмешкой произнесла: