Читаем У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания полностью

Мы сознавали, что отбить этот новый натиск будет труднее, чем первую попытку врага ворваться в город почти что с ходу. И, не теряя времени, занялись укреплением обороны, подготовкой позиций и людей к упорным боям. В дивизии и во всем секторе начался, как говорили наши моряки, «большой аврал». Работы велись и днем, и ночью.

Но немцы перешли в наступление раньше, чем мы предполагали.

Декабрьский штурм

Вечером 16 декабря на командном пункте 54–го полка в Камышловском овраге происходило вручение правительственных наград первым десяти разницам, награжденным за ноябрьские бои. Среди них была и пулеметчица Онилова, которой я вручил орден Красного Знамени. Поздравить товарищей пришли представители от всех рот. Разошлись поздно. Ничто не предвещало серьезных событий на фронте — на переднем крае стояла глубокая тишина.

Я был сильно простужен и, решив немного подлечиться, уехал в тылы дивизии. Ночью, перед тем как заснуть, позвонил на КП — все было спокойно.

А в 6 часов 30 минут меня разбудила артиллерийская канонада. Сразу же зазвонил телефон. Начальник штаба дивизии Парфентий Григорьевич Неустроев докладывал, что противник ведет мощный огонь по переднему краю 54–го полка. Начштаба высказал предположение, что немцы начинают разведку боем.

Я приказал приводить в полную боевую готовность все части, а через полчаса сам был на командном пункте. К этому времени гитлеровцы силами до батальона атаковали первый батальон Разинского полка. Минут через двадцать Матусевич — как всегда, очень спокойно— доложил, что атака отбита. Но это явно не было концом сегодняшних событий. Фашисты начали подрывать свое минное поле напротив второго батальона разинцев. В расположении противника слышалось урчание передвигающихся танков.

В 7 часов 30 минут снова загрохотали немецкие пушки, и теперь огонь велся уже по переднему краю всей дивизии. Ровно в 8 противник атаковал позиции двух наших полков. Артиллерия и минометы били по всему фронту третьего и четвертого секторов обороны. В воздухе появились фашистские самолеты.

Все предположения, что это разведка боем, отпали окончательно. Стало ясно: противник начал штурм севастопольских рубежей.

Разинцы и моряки 3–го полка отбивали все новые атаки. Противник понес на этих участках большие потери, было подбито и сожжено семь немецких танков. Но на участке 287–го полка нашей дивизии обстановка осложнилась. Гитлеровцы отчаянно рвались к Камышловскому оврагу, и становилось все очевиднее, что это и есть направление основного их удара в полосе нашей дивизии.

Срочно еду на КП 287–го полка. Начальник штаба капитан Бровчак, который остался тут старшим, докладывает, что командир полка подполковник Захаров руководит занятием обороны на западном склоне Камышловского оврага — полк оттеснен туда. Комиссар — в первом батальоне. Связь с отошедшими подразделениями эпизодическая…

Беру проводником помощника начальника штаба по разведке и иду к Камышловскому оврагу. С заросших лесом и кустарником холмов доносятся звуки ожесточенного боя. Не стихает грохот и в стороне Разинского полка и 3–го морского. Но, насколько можно понять, там наши части дерутся на прежних рубежах.

Выходим на позицию артиллерийской батареи 287–го полка. Командир лейтенант Фокин, надрываясь, кричит в полевой телефон:

— Где? Где этот пулемет? В пятидесяти метрах от развилки? Следи! Даю пристрелку!

Гремят выстрелы. Фокин нетерпеливо спрашивает, как легли разрывы, и его юное лицо озаряется радости ной улыбкой. Уже понятно — пулемет уничтожен.

— Имейте в виду, — предупреждаю лейтенанта, — что сегодня от вас зависит многое. Батарея должна вести огонь, пока есть хоть одна пушка и хоть один боец, способный вложить снаряд и дернуть за шнур.

— Умрем здесь, товарищ генерал, но врага не пропустим! — горячо откликается Фокин.

— Лучше постарайтесь врага уничтожить, а сами остаться в живых, — говорю ему на прощание.

Командира полка Захарова находим в одной из щелей, вырытых на опушке небольшой дубовой рощи. Отсюда у него уже налажена связь с батальонами. Местность хорошо просматривается. Лощина у хутора Мекензия— как на ладони. Захаров считает, что через эту лощину немцы и попытаются прорваться в Камышловский овраг. Соответственно этому он уже ориентировал своих огневиков, выдвинул в лощину корректировочный пост.

— Удержаться тут надо во что бы то ни стало, — напоминаю я.

— Поэтому я сюда и пришел, товарищ генерал, — отвечает Захаров, словно давая понять, что такие вещи ему объяснять не требуется. Подполковник Захаров, как и майор Матусевич, прошел школу одесских боев. И может быть, главное, что приобрели там они оба, — способность сохранять спокойствие и командирскую выдержку в любой обстановке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное