— Берегись, сеньора, ай, берегись! Как туча закрывает солнце, так и твоё красивое личико может закрыть печаль. Хочешь — помогу её отвести? — скороговоркой бубнил хриплый голос из-за плеча.
Молодая женщина от неожиданности вздрогнула и остановилась. Перед ней стояла сгорбленная старая цыганка в большой чёрной шали, окутывающей всю её худую фигуру и низко надвинутой на тёмные глаза, обрамлённые воспалёнными верхними и вывернутыми нижними красными веками.
«Алела? — спросила себя Агнесса и тут же ответила: — Да!» Конечно, это её давний враг, Адела, от которой она в своё время получала столько тумаков, прибившись к кочевому табору. Правда, старая цыганка очень изменилась: годы ещё больше иссушили и согнули её, глаза стали совсем больными, появилось множество новых морщин, рот запал, отчего подбородок выдвинулся вперёд, а само лицо словно укоротилось.
Невольно Агнесса отпрянула и огляделась, словно ища зашиты. Но Адела, не узнавшая в этой красивой, хорошо одетой сеньоре свою бывшую служанку Марию, поняла её движение по-своему.
— Молодость и красота брезгует старостью, а богатство — бедностью. Но краса вянет, а деньги уплывают, сеньора! Не заносись! Счастье можно приблизить и отдалить. Наворожить и заклясть.
Последние слова старая цыганка произнесла с угрозой. Схватив Агнессу за руку и повернув её ладонью вверх, она быстро начала приговаривать:
— На руке знак-метка, то судьбы отметка. Повернёшь его направо — придёт счастье и слава, а налево повернуть — несчастливый будет путь. Оставишь, как было, — все станет немило.
Адела крепко сжимала пальцы Агнессы костлявой, холодной рукой и продолжала бубнить присказку, знакомую Агнессе с детства. Сейчас давнее воспоминание всколыхнуло в её душе давно забытые чувства, пробудило непреодолимое желание ещё раз побывать в таборе, почувствовать себя в окружении родных по крови людей.
— Погадаешь мне в таборе? Где вы раскинули свои шатры?
Адела без удивления встретила предложение. За свою долгую жизнь она привыкла к непостижимым капризам богатых сеньор и сеньоров.
— Вон там, — махнула она рукой, показывая на запад.
— Тогда подожди меня здесь, на углу, у этого дома.
Свернув в переулок, Агнесса быстро пошла к машине, которую Фред уже вёл ей навстречу.
— Вы озабочены? Что-то неладно? — обеспокоенно спросил он, как только она села рядом.
— Наоборот. Перевод сделан, деньги при мне.
— Тогда в чём дело?
Агнесса рассказала о своей встрече с Аделой.
— Вы будете смеяться надо мной за то, что мне захотелось побывать в таборе? Так непреодолимо захотелось…
— Машина в нашем распоряжении до вечера. Я сам с удовольствием посмотрю.
— А Аделу можно взять с собой?.. Всю жизнь казалось: никогда её не прощу! И всех остальных тоже. А теперь, когда увидала, как она постарела, какая стала беспомощная… Странно как-то. Все горести вдруг забылись, а помнится только хорошее: бескрайние дороги, воздух, напоённый ароматами трав и горьковатый от дыма костров, звёздное небо, огромным шатром раскинувшееся над табором, тихое ржание стреноженных коней, хруст сена у них на зубах…
— Прошлое всегда мило, Агнесса! Горечь и беды слишком обременительная ноша, чтобы всегда таскать их за собой. И лукавая служанка-память старательно пересевает все давние события сквозь сито, оставляя на поверхности лишь приятное и хорошее. Остальное — запирает в сундук, прячет в самые потайные уголки. Ведь если часто возвращаться к тяжёлым воспоминаниям, не хватит сил жить. Можно согнуться под их тяжестью.
— Возможно, и так! Иначе мне бы не захотелось поехать в табор… А вот и Адела! Остановитесь на минуту!
Старая цыганка нерешительно подошла к машине и вопросительно поглядела на Агнессу.
— Садись, Адела! Скажи, куда ехать…
— Адела? Разве я когда-нибудь уже гадала сеньоре? Где-нибудь в другом месте? Не припомню, чтобы мы бывали в этих краях.
— А я тоже гадалка. Только в отличие от тебя умею заглядывать лишь в прошлое, — пошутила Агнесса. Старый Петро жив ещё?
— Увидишь! — коротко отрубила Адела, забилась в уголок на заднем сиденьи и съёжилась так, словно старалась занять как можно меньше места, хотя рядом с ней никого не было.
За всю дорогу цыганка не произнесла ни слова. Иногда в зеркальце можно было поймать её взгляд, устремлённый на Агнессу: растерянно-насторожённый и вопросительный. Только когда вдали замелькали круглые верхушки шатров, Адела закрыла глаза, то ли устав от езды, то ли удовлетворив своё любопытство и придя к определённому выводу.
Появление машины вблизи табора не вызвало переполоха среди его обитателей, в это время здесь было пусто. Солнце стояло высоко, все взрослое население и старшие дети ещё бродили по улицам и дворам города в поисках поживы. Самые маленькие, игравшие среди шатров и под возами, с весёлым смехом помчались навстречу приезжим, но, увидав среди них Аделу, остановились поодаль, поражённые не столько сердитым окриком старухи, сколько её окружением.