У Черных рыцарей

— Вы знали, что она уезжает в Рим?

— Я знал, что это ей разрешили, но уехать она должна была через неделю.

— А уехала сегодня ночью! Мадридский филиал только что известил, что все деньги она перевела в римский частный банк, — в сердцах сообщил Думбрайт, швырнув письмо на стол.

Как и полагалось влюблённому, хотя и обиженному, Фред спрятал листок в карман.

— Что вы думаете об этой выходке с банком?

— Узнаю, как бы это сказать, почерк падре Антонио.

— Вот что, Фред! У нас нет времени на обсуждение. Мы потеряли кругленькую сумму, которой хватило бы не на один год существования школы. Мы можем потерять и вывеску, такую нужную и удобную. Вы — невесту и приданое. Напоминаю — солидное, так тысяч около ста долларов, если считать и наследство Менендоса. — Назвав сумму, босс внимательно поглядел на Шульца.

На лице того отразились и радость и тревога. Фред отлично знал, что от наследства Менендоса остались лишь рожки да ножки, и в душе потешался над неуклюжими уловками босса.

— И все это можете вернуть только вы!

— Как?

— Немедленно, не позднее завтрашнего дня, вылететь в Рим, разыскать Агнессу и вернуться с ней сюда!

— Согласен, Фред? — улыбаясь, спросил Нунке.

— Согласен! — радость в голосе Шульца на сей раз была неподдельной.

— Вместе с вами полетит Вайс. Его задание — в случае необходимости ликвидировать падре Антонио.

«И наблюдать за мной», — мысленно прибавил Фред.

— Собирайтесь: позаботьтесь о гардеробе, возьмите побольше денег. Распоряжения на этот счёт даны. Самое лучшее, если ваше обратное путешествие с Агнессой станет свадебным, — Думбрайт говорил о браке Фреда с Агнессой, как о деле окончательно решённом.

Шульц повернулся, собираясь идти, но вдруг вспомнил:

— А задания, которые я должен был выполнить? Передать Домантовичу?

— Домантович повредил ногу, прыгая вчера с парашютом. Он пролежит долго, — сказал Нунке.

— О каких заданиях идёт речь? — поинтересовался Думбрайт.

— Проверить знание фамилий местных руководителей и обстановки у пяти слушателей группы «А», пояснил Шульц.

— Это Домантович может сделать и лёжа в постели. Скажите ему, кого именно он должен проэкзаменовать, и пусть сообщит собственное мнение о каждом, — решил босс.

— До свидания!

— Счастливого пути! Помните: в вашем распоряжении три дня. Информируйте Вайса каждое утро, а он обеспечит связь с нами. У вас и без того будет достаточно хлопот.

Прямо из кабинета Нунке Фред поспешил к Домантовичу.

Тот лежал в кровати, взгромоздив правую ногу на большую подушку.

— Понимаете, Шульц, маленький камешек — и вот…

— Надо больше тренироваться, опираться на носки…

— Вы пришли в качестве инструктора парашютного спорта?

— Я пришёл не как инструктор, а по делу…

Григорий заговорил о тех пятерых, которых должен проэкзаменовать Домантович. А в это же время шла живейшая переписка:

— «Вылетаю в Рим, вернуть Агнессу, которая убежала. Информацию оттуда передам».

— «Счастливый! Дураком будешь, если вернёшься сюда. Так и передай от меня полковнику Титову».

— «Это решит он».

— «Категорически требую передать ему, что я справлюсь один».

— «Прощай, Мишка! Помни адрес старого цыгана».

— «Ещё бы!»

— «Береги себя, дружище! За это время ты стал мне роднее брата».

На последнюю фразу Домантович не ответил. Он притянул Григория эа руку к себе и крепко поцеловал.

Григорий рывком поднялся, хотел уйти, но, что-то вспомнив, вытащил новый листок бумаги и написал:

— «Что передать твоим?»

— «Адрес у Титова. Если удастся, поезжай к маме, она в Минске. Расскажи, что можно…»

Первый листочек прожевал Григорий.

Второй — Михаил.

Очевидно, глотать бумагу было неприятно и трудно. У обоих на глаза навернулись слезы.

НАД МОРЕМ

Как только самолёт оторвался от земли, Григорий в изнеможении прислонился к спинке кресла и закрыл глаза. Тяжёлая усталость словно вдавила его в сиденье. Так наваливаются на пилота перегрузки при смене траектории полёта на больших скоростях. Эта аналогия промелькнула и исчезла, ибо усталость уже сковала мозг.

Не думать! Ни о чём не думать! Сейчас можно не думать!

Григорий так и не понял, был это сон или короткое забытьё, исцеляющее не продолжительностью времени, а самой своей глубиной. Но вернулся он в действительность, словно омытый в семи купелях.

Самолёт набирал высоту. Ослепительно белые облака проплывали над крылом. По временам они утончались, становились совсем прозрачными, потом вновь громоздились, создавая фантастически-сказочные пейзажи, словно возникавшие из хаоса первозданности.

Из этого эфемерного, изменчивого мира, с заоблачных высот на грешную землю Григория вернуло отвратительное хрипение, послышавшееся сзади.

Григорий повернул голову и увидел Вайса. Позеленевший, с выпученными, покрасневшими, словно у кролика, глазами, он блевал…

Гончаренко передёрнуло от отвращения. Эта гадкая фигура словно олицетворяла теперь всю мерзость мира, из которого он только что вырвался.

Мерзость! Да, да, мерзость — все думбрайты, нунке, вороновы, вайсы, стремящиеся опоганить землю.