У чёрта на кулижках

Крупский откровенно скучал. Едва дождавшись окончания эпизода, он тут же обратился к Ольге с просьбой передать ему бифштекс, к которому она так и не притронулась. После чего снова принялся закусывать, пока в графине ещё кое-что оставалось.

— Второй эпизод совсем короткий и на первый взгляд может показаться незначительным, — прервав образовавшийся антракт, сказал Георгий. — Связан он с одним писателем, этнографом и лексикографом, который, к вящему удивлению падшего, занимался примерно тем же, что и он сам. С той лишь разницей, что человек этот ловил слова и их значения. И у него неплохо получалось. Он честно и прямо, безо всяких кровавых подписей в договоре, просил «поделиться», «уточнить», «прояснить». Можно сказать, впервые падший почувствовал, что, хоть и не сам, а посредством этого невзрачного человека, может что-то создать. Писатель жил в доме падшего несколько месяцев. Хозяин и гость часто и подолгу беседовали. Иннокентий, к слову, в этом тоже активно участвовал. Бывало, писатель ставил на стол чернильницу, брал бумагу и перо и записывал под диктовку падшего некоторые мысли. Тот после перечитывал, проверял, собственноручно правил. Оба озвученных мной эпизода стали предтече третьему. Век ары сопоставим с человеческим, а потому, по ангельским меркам, недолог. Было ясное летнее утро. Старый попугай, жизнь в котором давно теплилась лишь стараниями падшего, прогуливался по подоконнику. Ничего не предвещало беды, но она пришла. Кеша неожиданно остановился, закатил глаза и чучелком свалился на пол. Впервые падший почувствовал собственное сердце: оно ныло долго и пронзительно. Он был безутешен, он плакал не из-за соринки, попавшей в глаз, что случалось и прежде, а от чувства утраты чего-то невероятно важного.

— Уел, — вдруг произнёс хозяин и потянулся за салфеткой, чтобы утереть слезу.

— Ещё пару слов, дамы и господа, — попросил Георгий.

— Да иди ты!.. — отмахнулся растроганный хозяин.

— Позвольте всего несколько слов. Вы, должно быть, уже поняли, из чьей жизни взяты эти сентиментальные эпизоды, — сказал Георгий, взглянув почему-то на Ольгу. — Хочу лишь добавить, что в библиотеке, которая занимает смежную комнату, до сих пор стоит вязанная из медной золочёной проволоки клетка для большого попугая. А если вы решите открыть один из книжных шкафов — тот, что с глухими дверцами — и вытянуть наугад любую книгу, то обнаружите, что взяли вы толковый словарь господина Даля. Это не волшебный шкаф, уверяю вас. Просто иных книг он не содержит вовсе. Только и исключительно — словарь, соавтор которого сидит здесь, за нашим столом. Скелет попугая на резной ореховой подставке, стоит там же на верхней полке. Наш уважаемый хозяин лично собрал его из косточек покойного Иннокентия.

— Вы хотите сказать, что… — удивлённо поглядывая то на хозяина, то на Георгия, начала Ольга.

— Именно, — не дослушав очевидного вопроса, отреагировал Георгий.

— А я сразу догадался, — объявил Крупский. — Вот как увидел то же лицо, что и двадцать лет назад, так сразу и понял.

Крупский уже говорил в нос, язык его заплетался. Он был сильно пьян, но снова тянулся к графину.

— Оставьте в покое графин, Виктор, — сказал Георгий. — Вам утром садиться за руль и ехать по рыхлому снегу по краю обрыва.

Крупский безвольно откинулся на спинку стула и сделал виноватое лицо. От стыда за омерзительно пьяного любовника Ольга прикрыла глаза ладонью.

— Смотрю, ты уже всё решил за меня, — справившись с эмоциями, сказал хозяин.

— Право имею, — ответил Георгий. — Зачем ты взялся за старое? Ты не поймаешь этот крохотный осколок. Мы оба это знаем. А что будет после? Зачем тебе Ольга? Чтобы выбросить её, как когда-то хотел избавиться от Иннокентия? Отпусти людей с миром или я сам открою для них перевал.

— Пришёл без спроса и всё испортил, — с обидой в голосе отозвался хозяин, после чего резво поднялся. — Да делайте вы что хотите! — выкрикнул он и ушёл в библиотеку, громко хлопнув дверью.

После ужина Крупский, едва преодолев крутые ступени лестницы, добрался кое-как до кровати, рухнул на неё и сразу уснул. Очнулся он глубоко за полночь. Ольга спала, отвернувшись к стене. Чувствовал себя Крупский отвратительно. Обув тапки, он вышел из комнаты. Сходил в ванную, шаркая, как дряхлый старик, ногами, умылся и немного привёл себя в порядок. После спустился в столовую. Обнаружив на столе графинчик с виски и корзинку с мандаринами, обрадовался. Усевшись за стол, немного выпил, занюхал, закусил.

Из рассказов Георгия Крупский помнил не всё, но уловил главное: в качестве оплаты за проезд через кордон хозяин хотел забрать Ольгу. Но вмешался этот говорливый блондин и сделка не состоялась.

— А жаль, — проговорил Крупский. — Ой, как жаль…

Он хотел выпить ещё, но вспомнив, что сказал Георгий о предстоящей поездке, совсем расстроился и пошёл спать.

Светало быстро. Крупский с брелока запустил мотор, чтобы машина немного прогрелась. Ночью подморозило, но едва начало светать, с сосулек снова закапало. Ольга окинула взглядом комнату: вроде бы ничего не забыли.

— Идём, — сказал Крупский.