У черты заката. Ступи за ограду

— Не дурачьтесь, Трисс. Я вам говорю, не дурачьтесь — иначе дело кончится слезами…

— Мяу-а-а-а-ау! — затянула Беатрис мерзким голосом. — Ай!

— Так вы назло? — спросил Жерар, крепко держа ее за ухо. — Идемте.

— Пустите, мне больно… Джерри!

— Идемте, маленькое чудовище, идемте… Я вас предупреждал…

— Как вам не стыдно! — крикнула Беатрис, когда Жерар отпустил ее перед дверью в туалетную комнату. — Рады, что оказались сильнее…

— Именно. Ну, под душ, если не хотите, чтобы я действовал в том же духе и дальше. В шкафу налево найдете мохнатые простыни и все прочее.

— Мне нужна пижама, — обиженно пробурчала Беатрис.

— Хоть дюжину. Все в шкафу, я сказал. Ну, счастливого плавания…

Через полчаса, сварив кофе и собрав кое-какую снедь, Жерар вернулся в гостиную. Беатрис, в голубой Бебиной пижаме, уже спала в кресле возле камина, подтянув коленки к самому лицу. Поставив поднос на столик, Жерар подошел к девушке и погладил ее по голове.

— Вставайте, Трисс… Проснитесь, я приготовил кофе. Слышите, Трисс? Проснитесь, будем ужинать…

Вместо ответа она пробормотала что-то нечленораздельное и сердито дернула босой ступней. Жерар осторожно тряхнул ее за плечи — Беатрис захныкала, еще больше сворачиваясь в клубок.

Постояв в задумчивости, Жерар решительно нагнулся, подхватил спящую на руки и понес в комнату Бебы. Очутившись в постели, Беатрис опять недовольно забормотала, обняла подушку и зарылась в нее носом. Жерар прикрыл ее простыней и вышел.

В гостиной он налил себе кофе и стал пить большими глотками, глядя в пространство прямо перед собой. Шум льющейся воды привлек его внимание — он прошел в ванную, закрыл краны, собрал разбросанные вещи Беатрис и отнес их в спальню. Девушка спала в той же позе. С минуту Жерар смотрел на нее, приподняв ночник, потом быстро поставил его на столик и вышел, без стука притворив дверь.

2

Уже под утро, накурившись до головокружения, Жерар ушел к себе. Заснул он мгновенно, словно провалился в омут; потом снова всплыл на поверхность, как ему показалось — сразу, не проспав и получаса. Открыв глаза, он увидел острый луч солнца, пробившийся в щель неплотно задернутой шторы.

В ту же секунду, подобное этому раскаленному лезвию света, в его сердце вошло воспоминание о вчерашнем. «Странно, — почти равнодушно подумал он, прислушиваясь к тупой боли в груди, — кто бы мог подумать, что со мной может случиться что-то непоправимое…» Говорят, что безвыходные положения хороши тем, что неоткуда ждать нового удара судьбы. Однако даже в его положении судьба нашла нужным подвергнуть его этому последнему, утонченному издевательству, как если бы гибнущему в пустыне показывали издали чистую родниковую воду…

Ты ведь никогда не был особенно влюбчивым. Более того, женщины вообще никогда не играли в твоей жизни первостепенной роли, впереди всегда стояло искусство. Вспомни Дезире, вспомни Элен. И если сегодня ты готов отдать жизнь за один взмах ресниц еще вчера незнакомой тебе ясноглазой девочки, то это значит, что твой путь наконец скрестился с путем той, которая рождена для тебя так же, как ты рожден для нее. И именно теперь, когда ты уже недостоин ни любить, ни называть себя человеком, именно теперь предстала она перед тобой — бесконечно далекая на недоступной высоте своей юности, своей чистоты…

Этот последний удар судьбы был настолько несправедлив, что все вчерашнее можно было бы принять за сон, если бы не явное доказательство реальности — платок с голубой монограммой «Д. Б. А.», подобранный вчера в ванной комнате. Прижав его к лицу, Жерар вдохнул слабый запах почти выветрившегося недорогого одеколона и закрыл глаза.

Где-то заскрипела дверь, послышались осторожные шаги по коридору. Жерар лежал с закрытыми глазами, стиснув в кулаке крошечный, почти неощутимый платочек.

Через полчаса, освеженный горячим душем и бритьем, он вышел в гостиную. Беатрис сидела возле открытого окна — сидела на самом краешке кресла, сцепив на коленях руки, растерянным и неподвижным взглядом уставившись куда-то в сад. Благодаря скрадывающему шаги ковру она не услышала приближения Жерара и вздрогнула от неожиданности, когда он кашлянул, остановившись на пороге комнаты. Метнув на него взгляд, она вскочила и замерла на месте, медленно заливаясь краской и не отрывая глаз от его лица.

— Доброе утро, сеньорита, — поклонился Жерар с церемонным видом. — Надеюсь, вы хорошо спали?

— Благодарю вас… Доброе утро, сеньор, — едва слышно пробормотала она, опуская ресницы; сейчас она была похожа на школьницу, ожидающую заслуженного наказания.

— Я очень сожалею о… о вчерашнем, — сказала она еще тише, почти шепотом. — Очень прошу извинить меня… Боюсь, мое вчерашнее поведение…

Закусив губы, она еще ниже опустила голову и пальцем нарисовала кружок на пыльной крышке рояля.

— Продолжайте, сеньорита, — кивнул Жерар. — Очень любопытно услышать, что вы сами думаете о вашем вчерашнем поведении.