У черты заката. Ступи за ограду

— Я лучше поеду… — шепнула она, сделав нерешительную попытку освободить пальцы. Глаза их встретились, и Беатрис замерла с полуоткрытыми губами, потому что на какой-то миг — секунда? минута? — вся вселенная вдруг ограничилась ощущением тяжелой мужской руки на ее вздрагивающих пальцах. Потом он быстро убрал руку, колдовство окончилось, Беатрис отвела глаза и, прикусив губы, плавно передвинула щелкнувший рычаг.

С минуту она молчала, поглядывая то на дорогу, то на быстро ползущую вверх стрелку спидометра, потом — словно что-то отгоняя — встряхнула головой и торопливо заговорила:

— Скажите, ваше… Ну, вот такое ваше отношение к жизни и к людям — оно не связано с разочарованием в чем-нибудь? Например, в любви?

— Нет, нисколько, — Жерар поглядел на свою собеседницу с некоторым удивлением.

— Вы извините за такой вопрос, мне просто хочется вас понять… В комнате вашей жены, где я спала, я видела ее портрет… Она такая красавица… Можно обогнать этого, Джерри?

— Обгоняйте, только осторожно…

— Угу…

Повинуясь движению ее ноги, машина с воем ринулась вперед и через минуту оставила позади идущий на большой скорости низкий, приземистый «бьюик родмастер»; водитель того только успел погрозить Жерару кулаком.

— Люблю обгонять, — довольным тоном сказала Беатрис. — К сожалению, на нашем «форде» это редко удается.

— Что вы начали говорить о моей жене?

— О вашей жене… О, я просто подумала, когда увидела фото, что с такой женщиной мужчина должен быть или очень счастливым, или очень несчастным.

— Послушайте, вы еще не можете разбираться в этих вопросах.

— Вот поэтому я и хочу начать… разбираться. И потом не думайте, восемнадцать лет это не такой уж детский возраст… У мужчин — может быть, не знаю… А девушка в восемнадцать лет понимает гораздо больше.

— Это верно, — согласился Жерар. — А вообще заметно, что вы служите Фемиде… У вас уже все повадки следователя.

Беатрис покраснела.

— Вам это неприятно, Джерри, — что я спрашиваю?

— Не в том дело… Меня удивляет ваша склонность анализировать явления… и людей. Обычно это более свойственно мужскому уму.

— О, я вовсе не ради анализа… Просто мне — когда я встречаю что-нибудь непонятное — всегда хочется разобраться и понять. Это плохо?

— Иногда это бывает опасно. Над некоторыми вещами в жизни лучше вообще не задумываться.

— Но, Джерри, как тогда жить? — удивленно покосилась на него Беатрис. — Говорят, самое страшное — это то, чего не понимаешь. Поэтому я хотела бы понять в жизни как можно больше.

— Не пытайтесь понять жизнь, Трисс. Тем более в восемнадцать лет… В таком возрасте можно еще жить не задумываясь. А впрочем…

— Вот именно, — подхватила Беатрис, — вы сами поняли сейчас, что сказали неправильно. Я не знаю — может, другие и могут, а я не могу жить «не задумываясь»… Я сегодня все думаю о вас, понимаете… У вас есть возможность жить так, как вы хотите, заниматься искусством, вы счастливы в семейной жизни, а между тем…

— Что «между тем»?

Беатрис помолчала. На секунду оторвав левую руку от руля, она заправила в прическу растрепанную ветром прядь волос.

— Вы знаете, Джерри… когда я увидела вас вчера в первый раз… там, в баре… мне почему-то сразу подумалось, что вот сидит очень несчастный человек. Вас не обижает откровенность? Мы ведь договорились быть друзьями.

— Какие тут могут быть обиды. Итак, я показался вам несчастным человеком?

— Ну, что-то в этом роде… — Беатрис опять бросила на него быстрый, внимательный взгляд. — И сегодня я еще больше убедилась… Знаете, Джерри, я считаю, что жить на земле становится с каждым годом все хуже и хуже, — вы можете надо мной смеяться, но я это чувствую, как животные чувствуют приближающееся землетрясение… Поэтому мне всегда интересно — не чувствуют ли этого же и другие. Иначе чем можно объяснить, что человек, имеющий в жизни все…

Она замолчала, словно подбирая правильные слова. Машина, мерно раскачиваясь, с гулом пожирала километры белого от солнца шоссе, убегающего вдаль через выжженную и уже по-осеннему бурую травянистую равнину.

— Почему так качает, Джерри? — спросила Беатрис.

Жерар ответил непонимающим взглядом.

— А, это, — сообразил он, оторвавшись от своих мыслей. — Не знаю, амортизаторы слабоваты.

— Качает, как в лодке. Джерри, у вас есть дети?

— Нет.

— А где сейчас ваша жена — в Европе? Она тоже француженка?

— Нет, аргентинка, сейчас она в Бразилии… Поехала навестить подругу.

— Ага… А сколько ей лет, Джерри? Этот снимок, что в ее комнате, — он сделан давно?

— Недавно. Она старше вас на два года.

— Вы очень ее любите?

— Конечно!

— Я хочу сказать… любите именно как друга, не правда ли? — продолжала допытываться Беатрис.

— Как друга, — терпеливо согласился Жерар.

— Потому что иногда можно любить за внешность… Тогда это не то. Это, пожалуй, и не любовь. Господи, как трудно устроена жизнь…

— Хватит вам, философ в юбочке, — усмехнулся Жерар. — Не опережайте своего возраста, это вредно во всех отношениях.

— Я никакой не философ, наоборот, я ничего не понимаю. Но я не могу жить вслепую, поймите!

— Согласен, Трисс. Жить с открытыми глазами куда интереснее. Вопрос только — что безопаснее.