У черты заката. Ступи за ограду

— Пасо-дель-Рей… — тихо ахнула она. — Но ведь это же час езды от города, Джерри! Куда вы меня завезли! — Она рассмеялась. — Я думала, мы где-нибудь не дальше Висенте Лопес или Оливос… Джерри, вы просто киднаппер[42]! Похитили и завезли на край света, ха-ха-ха… Ну хорошо, а что мы будем делать? Знаете что, поедем немного покатаемся по окрестностям! Куда попало, без всякого определенного плана — это всегда приятнее. Попадется какая-нибудь симпатичная боковая дорога — свернем на нее, потом еще куда-нибудь, пока не заблудимся. Хорошо?

— У вас хорошая машина, — кивнула Беатрис, похлопав по сиденью. — Хотя мне больше нравятся европейские…

— Почему именно европейские? — рассеянно спросил Жерар.

— Понимаете… в американских иногда чувствуется что-то… немного нуворишское, вы не замечали? Слишком уж роскошно они выглядят — слишком длинный кузов, слишком много никеля, даже, если хотите, слишком много всяких удобств… А всякое «слишком» — это уже плохо. Знаете, если бы даже у меня было много денег, я никогда не стала бы одеваться ни слишком нарядно, ни слишком модно. Это дурной тон. Вы согласны?

— Вполне. И какие же европейские машины вам нравятся?

— Ой, я влюблена в английские… Недавно в одном журнале я видела такой «деймлер»! Просто не верится, что есть счастливцы, ездящие в такой машине. Вы понимаете, Джерри, такая выдержанность, такая предельная, строгая элегантность в каждой линии…

— Э, да вы прямо поэтесса…

Беатрис пожала плечиками:

— Просто я люблю все красивое. И цветы, и красивые автомобили, и… Ну, словом все.

— Красивых людей тоже? — покосился на нее Жерар.

— Нет, что вы! Я их боюсь.

— Красивых людей?

— Угу. Красивых мужчин, хочу я сказать.

— Да, это народ опасный…

— Нет, я не в том смысле. Просто они противные. Джерри, почему так получается, что человек всегда становится рабом своей красоты? Почти всегда, во всяком случае. И мужчины, и женщины…

— Вы тоже?

— Что?

— Вы тоже порабощены своей красотой?

— А у меня ее просто нет, — засмеялась Беатрис.

— Без жеманства, Трисс. Вам это не идет, вы для этого слишком умны.

— А я не жеманничаю, что вы! Просто я не считаю себя красивой. Мне иногда говорили, что я хорошенькая, но это же совсем другое. У меня раскосые глаза… немножко. И Мак-Миллан даже издевается надо мной, называет «joung japanese lady»[43]. Джерри!

— Да, я слушаю.

— Вы не ответили на мой вопрос: почему человек слишком легко становится рабом своей внешности? И почему вообще человек так устроен, что достаточно одной песчинки, чтобы сбить его с пути?

— Хотите откровенный ответ?

— Разумеется…

— Я вообще невысокого мнения о людях, Трисс.

Беатрис посмотрела на него и промолчала.

— Ну, удовлетворил вас мой ответ?

— Я не верю, что вы можете так думать.

— Да?

— Да, не верю. Вы взрослый и умный — слишком взрослый и слишком умный, чтобы так думать…

— Черт возьми, долг платежом красен… Я назвал вас умной не для того, чтобы получить обратный комплимент, — усмехнулся Жерар.

— А это не комплимент, поверьте… Со мной тоже недавно было такое, что я потеряла любовь к людям и чуть не сошла с ума. У меня было такое состояние, что я готова была покончить с собой. А потом я поняла, что это неправильно… и кроме плохих есть очень много хороших людей.

— И на этом успокоились?

— Да, — вызывающе сказала Беатрис. — То есть не то что успокоилась, а просто поняла свою глупость. Конечно, вокруг нас делается много всякой гадости, но если есть хорошие люди, то они смогут все это переменить.

— Ох, Трисс, блажен, кто верует…

— А я вообще не смогла бы жить без веры!

— Ладно, ладно, — добродушно усмехнулся Жерар, — я не собираюсь вливать яд в вашу душу.

— О, у меня есть сильное противоядие…

— Догадываюсь какое, — кивнул Жерар. — Поэтому-то я и не хочу говорить с вами на эту тему. И вообще это тема скучная… Разве нет? В вашем нежном возрасте только герои Достоевского любят рассуждать о подобных вещах… Этот мальчик, помните, как его…

— Я Достоевского не читала.

— Да? Положим, вам еще рано…

— Не в этом дело. Я спрашивала разрешения у падре, и он не позволил. Не могла же я читать еретического писателя без разрешения своего духовника!

— А, понятно. Словом, давайте поговорим о чем-нибудь более интересном.

— Вы считаете меня глупой, — обиделась Беатрис. — Пожалуйста, как вам угодно.

— Я не считаю вас глупой. Я считаю вас молодой. Хотите, отгадаю желание, которое появилось у вас в тот момент, когда мы выехали из «Бельявисты»?

— Пожалуйста. Все равно не отгадаете.

— На пари? Вам хочется сесть за руль.

— За руль? — Беатрис сделала равнодушный вид и пожала плечами. — Вот еще… С чего вы взяли, что я вообще умею водить машину?

— Вы вчера всю дорогу клянчили у меня пустить вас к рулю. Ну, как, рискнем?

— Я очень осторожна за рулем, — вкрадчиво сказала Беатрис, — я часто беру у папы машину, когда она свободна, так что у меня есть практика. Честное слово! И потом в Кордове я несколько раз ездила из пансиона за молоком, на таком полугрузовичке… Шофер иногда напивался, и тогда я ездила. А в горах это трудно, знаете…

— Ладно, Трисс, сейчас выедем на ответвление, покажете мне свое искусство.