У черты заката. Ступи за ограду

Рой отошел вместе с нею, тем временем улизнули и остальные, и Фрэнк остался один на один с «первой леди». Та жестом пригласила его пересесть поближе.

— В сущности, нельзя ее винить, — сказала она, прищурившись вслед племяннице. — У бедняжки трудно сложилась жизнь: вышла замуж рано и неудачно, второй муж оказался не лучше. Плохо, что она впадает в пессимизм, — это большой грех. Надеюсь, вы не пессимист, мистер Хартфилд?

Фрэнк сказал, что пессимистом себя не считает, и миссис Флетчер удовлетворенно кивнула головой:

— Это хорошо. Быть пессимистом — это так не по-христиански. Впрочем, у вас и нет для этого никаких оснований, насколько я понимаю. Скажу по секрету, компания вас ценит, так что в смысле карьеры у вас уже все налажено. А это не часто случается, — не так ли? — чтобы человек в двадцать восемь лет уже имел перед собой обеспеченное будущее… Я слышала, вас посылают в Грейт-Салинас?

— Да, мэм.

— И скоро вы едете?

— Сразу после праздников, очевидно.

— Надолго?

Фрэнк пожал плечами и, поколебавшись секунду, допил свой стакан.

— Недели на две-три. Если справимся.

— Ну что ж, это интересная поездка. — «Первая леди» покивала своей сложной аметистово-седой прической. — Вы еще не бывали в пустыне? Я там была, в Салинас и на других базах. Обожаю пустыни! До войны мы с мужем много путешествовали по Северной Африке… Странно, как беспечно жили люди в то время — не правда ли, мистер Хартфилд? Сейчас трудно представить себе жизнь без атомной угрозы и всех этих новомодных ужасов. Впрочем, вы вряд ли хорошо помните предвоенное время, ведь вам в год Пирл-Харбора было всего — позвольте-ка — ну да, четырнадцать лет, это совсем немного… В сущности, вам повезло с возрастом, мистер Хартфилд. Случись вам родиться двумя годами раньше — война не прошла бы мимо вас…

— Она и так не прошла, мэм. Мой отец погиб над Германией в сорок третьем году.

Тонкие пальцы «первой леди» на секунду коснулись его локтя.

— Простите, мой мальчик, с моей стороны было бестактно сказать вам такую вещь, — я ведь слышала о вашем отце, — сказала она мягко. — Он служил в воздушных силах? Конечно, конечно, Делонг мне рассказывал. Боже праведный, сколько эта война стоила Америке… Я иногда спрашиваю себя — так ли уж было необходимо ее вести, по крайней мере в Европе? Можно было локализовать наш конфликт с Японией и не вмешиваться во все эти европейские истории, вы не думаете?

— Нет, мэм.

Увядшее лицо миссис Флетчер, очень тщательно и умело загримированное, на секунду выразило удивление.

— Странно слышать это от человека, потерявшего отца в Европе…

— Именно поэтому, мэм.

— В самом деле? Не знаю… Неужели вы считаете — если, разумеется, вам случалось об этом думать, — что Рузвельт вообще правильно держался во время войны?

— Да, мэм, — упрямо сказал Фрэнк.

— Просто удивительно, — сказала миссис Флетчер и тут же добавила примирительным тоном: — Впрочем, вы еще молоды, мой мальчик…

«При чем тут молодость? — подумал Фрэнк, угрюмо разглядывая обтаявшие льдинки на дне своего стакана. — Глупость это, а не молодость, вот что это такое…»

Он покосился на двух ярко раскрашенных дам, на его счастье подошедших к «первой леди» с каким-то разговором, и убрался в сторону.

Глупость, конечно, и ничего больше. Умный человек всегда сумеет направить разговор в безопасное русло. А дурак будет тащиться на поводу у собеседника, как издыхающий лосось на спиннинге. Подведут куда следует — и хлоп по башке. На черта ему понадобилось спорить с хозяйкой? С хозяйкой не только этого дома, а — если верно то, что о ней говорят, — всей «Консолидэйтед эйркрафт»…

Черт возьми, он — Хартфилд — никогда не был подхалимом или карьеристом. Уж этого-то про него никто не скажет. Но и портить себе жизнь ради удовольствия лишний раз сказать правду он тоже не собирается. Допустим, на этот раз ничего не произошло; допустим, все ограничилось тем, что миссис Флетчер будет теперь считать его человеком со странными взглядами. Но потом он позволит себе сболтнуть что-нибудь подобное в разговоре с еще одной миссис или еще одним мистером — и кончится тем, что при одном упоминании имени «Хартфилд» люди будут переглядываться и пожимать плечами. А это определенно не самый лучший способ делать карьеру…

На этом слове, произнесенном хотя и мысленно, Фрэнк споткнулся. «Вы же, сэр, только что объявили себя некарьеристом, так при чем тут карьера?»

«Смотря что понимать под карьерой, — возразил он сам себе и взял новый стакан с подноса проходившего мимо слуги. — Для меня выражение «сделать карьеру» означает просто-напросто добиться такого положения, при котором как раз и отпала бы необходимость заботиться о ней, что самое гнусное. Чтобы, например, иметь возможность сказать кому угодно все что угодно и при этом не думать трусливо: а не повредят ли эти слова?.. Только это — свободу — и означает для меня слово «карьера»».