У черты заката. Ступи за ограду

— Видишь ли, — непринужденно сказал он, разглядывая что-то в своей чашке, — вообще да. Но приблизительно через недельку мне придется съездить на некоторое время в одно место. А потом вернусь уже насовсем! — Он поднял голову и подмигнул внимательно глядевшей на него Бебе: — Вот так, шери.

Та ничего не ответила и в свою очередь опустила глаза.

— А мне… нельзя с тобой? — спросила она, помолчав.

Жерар спокойно допил кофе.

— Просто нет смысла, — сказал он, ставя чашку. — Ничего интересного, деловая поездка, тебе будет скучно. У тебя ведь здесь больше возможностей развлекаться… Совсем рядом с городом, и машина в твоем распоряжении.

Беба сразу поняла намек. Европейская женщина на ее месте, скорее всего, тут же рассказала бы о разговоре с Ларральде, и все стало бы ясным и понятным; Беба этого не сделала. То, что муж ничего не спрашивает у своей жены о мужчине, с которым она встречается за его спиной и с которым он видел ее собственными глазами, было для нее, аргентинки, попросту непостижимо. Не зная, что и думать о поведении Херардо, она совершенно растерялась и замолчала.

Жерар подпер кулаком щеку, покручивая пустую чашку. В соседней комнате хрипло ревел Луи Армстронг, и оттого, что приемник был приглушен, голос его казался особенно неистовым. Нет никакого сомнения, между Элен и Ларральде что-то происходит. Почему она ни слова не говорит о той встрече? Что ж, видимо, он не ошибся…

Жерар вздохнул и встал из-за стола.

— Посидим еще? Или ты…

— Нет-нет, спать мне не хочется.

Беба кликнула Макбета и вышла в гостиную. Жерар подтащил к пустому камину два кресла, усадил Бебу и сам сел напротив, закурив трубку.

— Не жалеешь, что переехала в деревню? — спросил он, потрепав улегшегося между ними Макбета.

— Нет… почему же? Летом здесь хорошо…

Они помолчали. Потом Жерар сказал:

— Ты что-то вдруг загрустила, шери. В чем дело? У тебя какие-нибудь… неприятности?

У Бебы заколотилось сердце. Если он что-то подозревает, то почему не спросит прямо? Ясно, она ему уже не нужна, если он даже не дает себе труда поинтересоваться, с кем она встречается в его отсутствие…

— Нет… какие же неприятности? — Она взяла щипцы и принялась сбивать золу с обгорелого полена в камине. — Никаких неприятностей у меня нет…

— Ну, я просто спросил. А знаешь, эти кресла не особенно удобны. Ты бы купила что-нибудь более современное, я видел недавно занятное кресло в одном магазине на Чаркас…

Разговор перешел на пустяки. О том, куда и надолго ли едет Жерар, Беба так и не спросила. Они проболтали с полчаса, потом Макбет поднялся и стал бродить по комнате, нервно — с подвывом — зевая, тыкался носом в углы, скреб передней лапой пол. Вернувшись к камину, он сунул в него морду, обнюхал холодный пепел и шумно чихнул.

— Лежи, лежи, старик, — сказал Жерар, похлопывая его по спине, — чего волнуешься?

— Он хочет спать и нервничает, как ты не понимаешь… — Беба встала и взяла дога за ошейник. — Правда, Макбет? Спать? Я отведу его в холл, Херардо, там у него спальня. Пошли, зверь…

Покосившись ей вслед, Жерар выколотил трубку о каминную решетку и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза.

Элен безусловно заинтересована этим врачом, иначе не стала бы так упорно молчать о нем, не смутилась бы, не полезла неизвестно зачем в камин. Вопрос, конечно, — насколько она заинтересована, серьезное ли это чувство или просто увлечение. Ну, ломать над этим голову нечего, все выяснится в свое время. Нужно будет в четверг или в пятницу съездить в город, договориться с прокатным агентством насчет машины. Лучше всего джип, чтобы не зависеть от состояния дорог и погоды. Краски, подрамники… Впрочем, в ателье он все равно зайдет — там и выяснится, что нужно купить.

Закончив хлопотливую процедуру укладывания Макбета, вернулась Беба. В гостиной горел один только торшер с потемневшим от старости пергаментным абажуром, и этот желтый свет был слишком слаб для того, чтобы Жерар мог из своего угла разглядеть выражение ее глаз, но показались они ему очень печальными.

— Ну как, малыш спит? Поди-ка сюда…

Беба несмело подошла и едва слышно вздохнула, когда он взял ее за руки.

— В чем дело, Элен? Тебе неприятно, что я уезжаю? Глупенькая, это ведь ненадолго… Садись, садись…

Он обнял ее и привлек к себе. Осторожно разомкнув его руки, Беба присела на подлокотник и, повернув голову, печально посмотрела в его глаза.

— Ну что, Херардо? — спросила она с упреком.

— Прежде всего то, что сидеть на этой штуке неудобно. Давай-ка лучше сюда…

Беба спрятала лицо у него на плече и замерла. Из приемника лились вкрадчиво-мяукающие аккорды гавайских гитар, потом они оборвались, и диктор провозгласил торжественно, словно объявлял номер первого приза рождественской лотереи:

— А теперь, друзья слушатели, Радио Сплендид предлагает вам сюрприз этого вечера. Внимание, внимание! Сегодня у наших микрофонов — Дальва да Оливейра, «золотой голос Бразилии»! Свое первое выступление перед аргентинской публикой сеньорита да Оливейра начинает песенкой, уже покорившей сердца всего континента, — «Maria Escandalosa»! Прежде чем…