У чёрного моря

...потом дома Шимек захлёбывался повестью о встрече папанинцев, и бабушка, деланно сокрушалась: “Эр рэд, унд эр рэд, унд эр рэд...” Кто бы знал, что эти “унд эр рэд” (“и он говорит” на идиш), “мишигинер”, “кецеле” и ещё два-три слова в адрес Шимека, только они и западут в его память камешками с могилы убитого языка и с бабушкиной могилы, затерянной в непроглядном среднеазиатском мареве... Там, в эвакуационном безвременьи, умирая от малярии и голода, она будет сокрушаться, что больше не сможет подсовывать внукам свой трёхсотграммовый хлебный паёк. (Она и через десятки лет выручит Шимека, когда при эмиграции в Израиль он сможет бдительной и тупой чиновнице доказать своё еврейство только задокументированным именем бабушки: Эстер-Рохл).

...Шимек захлёбывался, душа прыгала от восторга, потому что льдина, и полюс, и наш красный флаг на Полюсе, полярники в ледовом плену, ледокол “Красин” пробивается сквозь торосы, спасает отважных...

“Лучшему другу советских полярников товарищу Сталину - слава!..” (плакат).

“Сталинским соколам - ура!” (плакат)

Через Северный полюс в Америку летят они, первые в мире - Чкалов, Байдуков, Беляков. За ними Громов, Данилин, Юмашев. Они все у Шимека на марках. Советские герои...

Выше всех, дальше всех, сильнее всех!!!

“От тайги до британских морей Красная Армия всех сильней” (песня)

Наша армия кого хочешь победит. Ура! Ура! Ура!...

У Шимека на фото папа с двумя ромбами, боевой, крутогрудый, со знаком почётного чекиста.

Чекисты - герои, может, главнее даже военных. В кино “Ошибка инженера Кочина” чекист-следователь, всенародно обожаемый артист Жаров, разоблачал шпионов. И папа, наверно, тоже где-то ловит шпионов, воюет за нашу прекрасную страну.

...Папа Шимека воевал далеко-далеко, на Дальнем Востоке, на лесоповале, с лагерными вшами воевал, с цингой. Мама через бесконечное расстояние отчаянно, без надежды, что дойдёт, слала погибающему Абе витамины: чеснок, а иногда, одолев дороговизну, лимон.

13. ВОЙНА

В бессонных ночных квартирах всхлипывали в подушку жёны вырванных из жизни одесситов, а днём, припудрясь и улыбаясь, они мчались в ежедневных заботах по городу, и чёрные раструбы репродукторов с высоты уличных столбов оглушали их весёлым хрипом Утёсова: “Ах, Одесса, жемчужина у моря...”

Жизнь кипела, море сияло, круглилось волной, желтели пляжи, забитые загоревшими телами даже и по трудовым будням, а уж по воскресеньям...

В очередное воскресенье, летнее, раскалённое, тысячи одесских детей с утра изводили пап и мам в предвкушении пляжа, плавания, лепки песчаных замков, мороженого, волейбола, катания на лодке. В квартире Шимека посреди гомона сборов (“На море! Едем на море!”) появилась мама, успевшая сбегать на Привоз за двумя лимонами. Она вошла в столовую потерянно и вяло, опустилась на стул и уронила на скатерть, бело-золотую от крахмала и солнца, руки и лимоны, режуще жёлтые в жёлтом солнечном луче. Девочка с персиками с картины Серова... Лицо мамы, под собранными на голове тяжёлыми рыжими косами, белело безжизненно, глаза - в никуда.

- Женя, что случилось? - испуганно спросила бабушка.

Мама шевельнула бескровными губами: - Война...

И замолчала. И бабушка замолчала. Деда дома не было. Шимеку мелькнулось, что война - это здорово, играть в войну и то интересно, а тут взаправду... Но что-то больно мрачно молчали взрослые...

22 июня 1941 года. Жизнь сломалась.

То есть как это?.. Только что ведь сиял мир, только что подкрепила его дружба Сталина с Гитлером, на польской крови настоянная, но то чужая кровь, не наша, а наша, от “ежовщины”, вроде перестала литься, полегчало, “жить стало лучше, жить стало веселее” - улыбаясь, сообщил народу вождь. “Ямаленькая девочка, играю и пою, я Сталина не видела, но я его люблю”, - пела детсадовская подруга Шимека Милечка. И глядела на Шимека с искорками.

Милечка про любовь, а взрослые... Только что пели-орали “Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим” - и здрасьте вам, вот он, фронт, всё ближе, и висят над Одессой немецкие бомбардировщики, на улицах громоздят баррикады, уходят мужчины на войну, и кто сумел - эвакуируется.

       Сергей Сушон, тогда 13-летний (из интервью): “Незадолго перед войной заключили пакт о ненападении с Германией. В одесском порту стояли немецкие корабли с грузами для Германии: зерно, свинина и так далее. Прекратилась антифашистская пропаганда. С немцами дружба, а если что и вдруг война, то ведь как говорили? “Мы победим, через две недели поднимется за нас немецкий рабочий класс, будет революция в Германии, война кончится. Одессу вообще бомбить не будут, потому что в Одессе лучший в мире оперный театр”. И действительно месяц не бомбили, а через месяц началось.

Первые бомбы попали в наш двор, рядом с оперным театром, и мы увидели первого мёртвого, соседского дедушку”.