У чёрного моря

“Юдковская Мария, 20 лет, работала медсестрой в госпитале, подбирала раненых на фронте в районе г. Одессы; до последнего дня боёв оставалась в госпитале, где оказывала первую помощь раненым и отправляла их самолётами в тыл для лечения, попала в оккупацию, убита”.

Шимеку июль слаще всех месяцев, у него день рождения в июле. Но в тот год горько чуялось, что в обложенной врагом Одессе не до именин. Шимеку исполнялось целых семь, и он уже соображал не задумываться над злодейством судьбы. Только пару раз припомнилось, как на его именины у бабушки с дедушкой собирались их дети с семьями, благоухала фаршированная рыба, внуки, заведясь от предпраздничной суеты, носились в тесноте между ног взрослых и ножек стола, ссорились и мирились на бегу, трепетно ждали момента, когда дядя Йося соберёт на углу стола стаканы, раскупорит бутылки с газированной водой, называемой на французский лад “ситро”, и прокричит: “Кому пить? Налетай, жмурики! Только берегись: ситро мокрое!” - и осатаневшие от суеты дети в захлёбе визга и восторга будут опиваться сладкой сельтерской водой, вскипающей газовым колотьём на языке.

Дядя Йося - с детских лет бабушкина главная морока, чахоточный младший сын, вопреки приговору врачей спасённый ею с помощью легендарного народного средства - собачьего жира, оздоровлённый до того, что за неуспеваемость и хулиганство был изгнан из гимназии бесповоротно, без права поступления (называлось “с волчьим билетом”) и только что чудом “мальчик из приличной семьи” не свихнулся к “босякам”, удержался, а там, слава богу, постепенно отрешился от грехов молодости, преобразился ходом-бегом жизни в просто счетовода и вот теперь ушёл на фронт в первые дни войны и пропал тут же под Одессой неизвестно как...

Из Листов:

“Бранденбургский Исаак, 1901 г.р., счетовод, фронт, пропал без вести под Одессой, 1941 г.”.

“Ройтман Фаня, 45 лет, погибла в 1941 г. в отряде по защите г. Одессы”.

“Серебрянников Лазарь, 42 года, директор обойной фабрики, был освобождён от воинской обязанности, но отказался эвакуироваться и записался в рабочий батальон по защите Одессы и погиб под Одессой в 1941 г.”.

“Яровой Анатолий, 1906 г.р., (экономист) рядовой, погиб при защите Одессы, 1941 г.”.

С. Сушон: “Когда начались бомбёжки, мы с бабушкой и братом поселились на Среднем фонтане, на даче папиного товарища, который эвакуировался. Там я сачком, как бабочку, поймал листовку: “Одесса уже в окружении. Бейте жидов и политработников”. Принёс бабушке, она сказала: “Никому не рассказывай про это”. Потому что за распространение могут арестовать”.

В Одессе тогда боялись: диверсантов, не затемнённых ночью окон, слухов и паники, которую могли вызвать правда о фронте, и правда об эвакуации, и правда об евреях.

С. Сушон: “На даче, где мы жили, соседскую половину занимала сестра знаменитой украинской артистки. Моя бабушка на еврейку совершенно не похожа, прекрасный русский язык, колоссальный багаж знаний, практиковала в Лондоне, Берлине, знала языки - аристократка. И соседка ей говорила: “Екатерина Борисовна, почему вы думаете об эвакуации? Вам-то что? Будут бить только жидов”. С душой говорила. То есть люди уже знали, что немцы делают с евреями. Но официально ничего не говорилось... Если бы было известно - евреи бросились бы в море, голыми и босыми бежали бы. Но тенденция была такая: “Одессу никогда не сдадут. Пересидим войну. Молодые пусть едут со своими предприятиями, будут там в тылу работать. А пожилые останутся охранять имущество”.

Окна глухо забирали ставнями, для верности ещё и занавесями, чтобы ни полоски света наружу. Дворники и дежурные из жильцов с улицы следили за светомаскировкой, стучали в дверь: “У вас горит, закройтесь!” Иные поглядывали с прикидкой: не шпионы ли тут, сигнальщики ночным бомбардировщикам...