Он молчал, и она вздохнула.
– Все в порядке, Маршалл. Я уже поняла, что вполне могу обходиться без вас. У меня появилась привычка спать в любое время дня. А когда спать не хочется, я читаю. Я прочитала много книг за эту неделю, Маршалл. Мне придется побеспокоить вас и попросить послать за новой парой очков для меня. Я полагаю, что наступит время, когда они мне понадобятся.
– Хотите, я честно признаюсь, Давина? Я скучал по вас. Даже мой камердинер обратил внимание на то, что вас нет, и несколько раз упомянул о возможном вашем недомогании.
Она опустила глаза и уставилась на пуговицы его рубашки.
– Я не должен поддаваться вашим чарам, Давина.
Она кивнула.
– Другими словами, мне следовало бы быть более опытной, чтобы завоевать ваше внимание, – сказала она. – Возможно, быть светской женщиной, а не серой мышкой из Эдинбурга. Может быть, блондинкой?
– Мышкой? Вы что, с ума сошли? Я точно знаю, что зеркала встречаются в Эмброузе на каждом шагу. – Он оглядел спальню. – Вон там как раз висит одно. Посмотритесь в него, и вы увидите то, что вижу я. Вы красивая женщина, Давина. Но я никак не думал, что вам надо все время об этом напоминать.
Она посмотрела на него хмуро.
– И вы считаете себя дипломатом? Каждой женщине надо об этом напоминать, Маршалл.
Он отступил на шаг, потому что в грудь ему полетели шпильки и пуговицы. Она тряхнула головой, потом слишком энергично расстегнула последнюю пуговицу и швырнула платье в него.
– Я ошибалась, – сказала она, с невероятной скоростью освобождаясь от сорочки. – Я более голодна, чем думала. Я сегодня не завтракала. Так что, если не возражаете, я была бы вам очень обязана, если бы мы сделали все по-быстрому.
Она уперлась руками в обнажившиеся бедра и посмотрела на него с явным раздражением.
– Мне надо что-то делать? Хотя, я полагаю, лицезреть голую женщину – вполне достаточно. Если нет, подскажите. В конце концов, я не светская дама. Но я очень быстро все схватываю. Я могу быстро научиться тому, чего не знаю. Совершив ошибку однажды, я стараюсь ее не повторять. Мы подойдем друг другу, если вы просто скажете, в какой момент нашего акта вы считаете меня неполноценной.
Наклонившись, она стянула с себя чулки. Куда подевались туфли? Ее волосы рассыпались по плечам, и он подумал, что еще никогда не видел ничего более прекрасного, чем Давина. Она сидела на краю кровати, подняв одну ногу и совершенно не стесняясь.
Она заметила, куда был направлен его взгляд, и улыбнулась, хотя эта улыбка не совсем вязалась с раздражением в ее глазах.
– Мне лечь под простыню, Маршалл, и притвориться, что я дрожу? Вам нравятся только испуганные женщины?
Он был уверен, что она хотела, чтобы ее голос звучал резко.
Он прислонился к стене. Интересно, как далеко она зайдет в этом маленьком представлении, подумал он.
Он снял сапоги, но только для того, чтобы отдохнули ноги. Пойти дальше он не был готов.
Она подняла подушки и села, опершись на них, и поставила ногу под несколько более скромным углом. Но ему были видны ее груди – достаточно пышные для такой стройной женщины, и скромными они, во всяком случае, не были. Наоборот, соски нахально торчали, указывая прямо на него.
– Мне все больше хочется есть, – сказала она. – Может, вы хотите, чтобы я легла на спину и раздвинула ноги? Тогда дело пойдет быстрее…
В комнате было довольно тепло, и он расстегнул верхние пуговицы рубашки. Брюки стали ему немного тесноваты, но пока он не намеревался их снимать.
Она соскользнула с подушек и уставилась в потолок.
– Интересно, что мне принесут с кухни? Я попросила бы доставить еду сюда. Вы не возражаете? – Она повернула голову и посмотрела на него. – Мне бы не хотелось, чтобы ваш суп остыл. – Повернувшись на бок и подперев рукой голову, она широко ему улыбнулась: – Вы не выглядите сумасшедшим. Правда, вы сердито хмуритесь. Именно так, по вашему мнению, должен выглядеть на стоящий сумасшедший?
– Какую игру вы затеяли, Давина?
Для голой женщины, распростертой на кровати – на его кровати! – она выглядела на удивление невинной.
Он почти не спал всю неделю и страшно устал. Почему бы ему не поспать часок-другой?
Последние две пуговицы расстегнулись легко. Рубашка оказалась на полу. Туда же последовали брюки.
Она потрогала пальцем свою нижнюю губу.
– У сумасшедшего на губах выступает пена, как у бешеной собаки, не так ли?
Он не понимал, в здравом ли уме находится в данный момент, но он не собирался причинять ей вред. Тем не менее, ему, наверное, следует предупредить ее об этом.
– Я лягу рядом с вами, Давина, и у наших слуг, если они настолько глупы, что принесут ваш завтрак сюда, наверняка будет шок.
– О-о? – Она подняла одну бровь и улыбнулась. – Они увидят, чем занимается сумасшедший Маршалл?
– Прекратите повторять это. – Он нахмурился. – Может быть, нам заключить мораторий? Не употреблять слова «сумасшествие» и «безумие» в течение следующего часа?
– Потому что вы хотите заниматься тем, что называется хорошим старинным англо-саксонским словом fuck?
– Давайте объявим мораторий и на это слово, – сказал он, снимая остатки одежды и забираясь в постель.