У друкарей и скоморохов

— Давай, милый, давай, ещё чуток.

— Голуб знает, что делает, — заявил повеселевший Бажен. — Мы у Семи. Я слышал, как рыба плеснула. Тихо! Наставим-ка уши, братцы. Не напороться бы на сторожу.

Но прислушиваться было уже поздно.

Глава десятая , в которой Васке не удаётся увидеть, как заряжается настоящая пищаль, а ещё рассказывается в ней о беспримерной доброте и справедливости путивльского воеводы

Прислушиваться было поздно, потомy что проснулись птицы и подняли такой галдеж, что себя трудно стало расслышать.

Скоморохи протолкнули телегу туда, где лес переходил в кустарник, и виден уже был туман над Семью. Васка отправился на разведку. Выставил голову из кустов и поглядел влево — чисто, прямо — в тумане проступил такой же дубняк на чужом, польском берегу, повернул голову направо — и увидел в двух шагах безусого пешего стрельца с пищалью в руках, во все глаза разглядывающего его, Васку. Стрелец, не изменив изумленного выражения лица, растянул губы в улыбке и поманил паренька пальцем. Тот, опомнившись, бросился в чащу, успев увидеть, как стрелец дернул ствол пищали кверху и что лицо его исказилось…

Грохнул выстрел. Птицы умолкли на мгновение и засвистели снова. Бажен, метнувшись, вернул к телеге пустившегося было бежать Томилку и вернулся спокойно на свое место.

— Наши хоть?

— Стрелец, — дурацки ухмыляясь, отвечал Васка.

— Наши. Службу несут — хоть то утешно.

Кусты затрещали, и новый Васкин знакомец появился в них, держа руку на головке сабли. Второй стрелец, бородатый, с пищалью наготове, держался сзади.

— Кто таковы?

— Да скоморохи мы походные, люди князя Ивана Борисовича Хованского. На Путивль идем, да чтой-то заплутали. Указали бы вы нам, служивые, дорогу…

— Хорош Путивль… — начал было задиристо первый стрелец, однако второй оборвал его:

— Глянь-ка, Шестачок, что в телеге у них.

Тот подошел вразвалку, спихнул с телеги Ваську и заглянул под рогожу.

— Оружия не видать. Ух ты, машкары-то какие! Волынка, гудок… Похоже, что вправду скоморохи. А смотри, дядя Иван, у этого вот — рожа и впрямь разбойничья!

Томилка, не обидившись на такую похвалу, скривился преуморительно. Шестачок захихикал. Бородач велел ему взять мерина под уздцы и выводить к броду. Сам вжался в кусты, пропустил телегу и пошел сзади, не опуская пищали.

— Дядя, убрал бы ты свою пушку, а? — попросил лениво Бажен, — зачем тебе нас, весёлых, страшиться?

— Послужи, красавец, с мое в порубежных городах, и тогда я твои советы выслушивать стану.

Телега выкатилась на отмель, скоморохи огляделись, и тут Бакен заскрипел зубами: песок на обоих берегах Семи оказался изрыт копытами и исполосовал колеями, а справа от той просеки, по которой они пробирались к реке, спускалась к броду битая, разъезженная дорога. Атаман вместо тайного брода вывел ватагу на охраняемый Макошевицкий перевоз!

Тут же, на отмели, бородач приказал развязать воз и ещё раз, теперь дотошно, осмотрел поклажу. Постоял, подумал, потом свистнул два раза. Из кустов выехал стрелец с карабином за плечами и двумя конями в поводу.

— Садись, Шестачок, в седло. Отведи этих пташек перелётных в приказную избу. Расскажи там подьячему, как поимали иx. И смотри мне, заряди прежде стрельбу и держись, как учил тебя, всю дорогу сзади, чтобы, не дай Бог, какого озорства над тобою не учинили. Скоморохам пальца в рот не клади… Про смену там нашим напомни.

— Сыро тут заряжать, дядя Иван, — пожаловался Шестачок. — Пусть лучше Тренка даст свой карабин, набитый — хорошо, дядя Иван?

Старший повернулся к нему спиною. Третий стрелец, подъехав, безропотно поменялся. Васка горько вздохнул: он уже решил, что увидит, как заряжается настоящая боевая пищаль.

Через два часа скоморохи, сопровождаемые бдительным Шестачком, въехали в Путивль через Конотопские ворота. Посад, хотя и был защищен крепкою стеной, напомнил однако Васке украинские села, о которых рассказывал ему батя: тут покрывались уже первым по теплу зеленым пухом яблони в садах, чернели вспаханные огороды. Попетляв, улица уперлась в ворота острога, как и посад, окруженного рвом, на этот раз поглубже, да и стены были мощнее и выше. Из бойниц в три ряда торчали жерла пушек.

Снова копыта простучали по мосту, и путники оказались среди высоких, в три и четыре жилья, пестро расписанных яркими красками теремов, над которыми вздымали свои цветные купола церкви, деревянные и каменные, с гульбищами и переходами. Васка начал было ещё на посаде считать церкви, однако сбился… Глаза его, оголодавшие зa зимнее сидение в Райгородке, всё не могли насытиться.

— Что, по нраву тебе? — скучно промолвил Бажен. — Недаром здешние бахвалятся: «Путивль-городок — Москвы уголок».

Шестачок, в городе выехавший наперед, пересёк маленькую площадь, держа к деревянным хоромам, и спешился под высоким крыльцом, у которого томились два стрельца в лазоревых кафтанах и с бердышами.