У друкарей и скоморохов

— Да что ты заладил: Томилку, Томилку? — возмутился, напыжившись, петрушечник. — Скажи: пана Евсея Петрова сына. Я, может, не такой храбрец, как некоторые, и сафьянных сапог не нашивал, зато дело свое знаю и теперь за атамана остаюсь. Пусть малый мне голову Ляха красками распишет, чтоб поглупее вышел, усы и хохол черные, а потом пусть играть помогает.

— Быть по твоему, пан Евсей Петров сын, — улыбнулся Бажен. — Что ж, пойдём, дядя?

— Пойдём. Не прощайся, вернёшься ведь ещё.

Бажен возвратился уже под вечер на жолнерском коньке, обвешенном походным снаряжением, и шепотом рассказал друзьям, что повезёт в Переяслав лист от митрополита Иова Борецкого к сыну его старшему, Стефану Ивановичу. Святой отец получил весточку, что тот сейчас там на бою меж казаками. Быстро собрался, попрощался с Томилкой и лёг, попросив Васку разбудить его перед светом, чтобы мог выехать, как только откроются городские ворота.

На рассвете Бажен едва не сбил конём в воротах Бубениста, прямо засыпавшего уже на ходу. Они обнялись, потом Бажен снова вскочил в седло и уехал, не оглядываясь.

Глава двадцатая. Васка в ней пытается разыскать Бубениста и убеждается в коварстве Грицька

Через неделю Бубенист улучил после обеда время, когда они остались вдвоём в чулане, и рассказал Васке, весьма польщенному необычным доверием лазутчика, что он нашёл-таки исчезнувшего было Настаса Петрова и что хитрый грек обещал сегодня поведать свежие ведомости из Варшавы, с сейма. А главное — обещал свести с двумя польскими жолнерами, которые намекали-де греку: они, дескать, к православным добры и хотят предупредить о каких-то им ведомых коварных замыслах своих начальников. Бубенист предупредил, что вернется поздно, и попросил Васку покараулить, чтобы ему отпёр калитку.

Васка ждал его под воротами и уснул, только когда поднялся Селивон, чтобы вместе с Грицьком уйти на Днепр. Когда малый проснулся, Бубениста ещё не было. Он не пришел и на следующий день. Он исчез, растворился в Киеве, Бубенист.

Васка искал его целый день вместе с Грицьком, отпущенным по этому случаю отцом, всюду искал — и в Михайловском Златоверхом монастыре, и у приказчиков русских купцов на рынке, и в друкарне Спиридона Соболя на подворье митрополита Иова: везде Бубенист появлялся несколько дней назад, но с тех пор его никто не видел. На следующее утро, когда Грицько ушел с отцом рыбачить, Васка уже сам вышел на поиски. Обходить улицы, почти уж и не надеясь, просто для того, чтобы иметь право сказать потом атаману: «Баженко, я сделал всё, что мог».

Солнце поднялось совсем высоко, когда он в третий уже, наверное, раз оказался у городских ворот, что выводят на мост, перекинутый от Подола к Замку. Васка плёлся, еле передвигая ноги, глаза опустив к земле. И вдруг остановился.

Справа от выложенной булыжником дороги, за несколько сажень до ворот, в утоптанной глине слабо блеснула… да, это блеснула глазурь казацкой люльки! Сломанная, с раздавленным мундштуком, она очень походила на ту, с которою так любил возиться дядя Андрей… Впрочем, у той трубки была примета. Малый дрожащими пальцами выковырял из глины чудом уцелевшую чашу. Сомнения отпали: на ней, возле дыры, всё ещё воняющей горелым табаком, видна трещинка. Это была трубка Бубениста.

Васка огляделся. Натоптано здесь было больше, чем рядом же у дороги, а выше на обочине трава странно потемнела. Малый нагнулся ещё раз, отогнул ярко-зеленые по майскому времени верхушки бурьяна и отвёл в сторону листья подорожника. Корни травы и сухая глина вокруг них замараны чем-то тёмно-багровым. Кровью, вот чем.

Страшась обдумать свои открытия, Васка огляделся ещё раз. Светлое пятно на недальней городской стене бросилось теперь ему в глаза. Он подошел осторожно. Это было место, недавно починенное. От бревна, пахнувшего ещё смолою, отколота была щепка. Васка всмотрелся попристальней и разглядел на белой древесине отщепа темный след свинцовой пули.

Малый вернулся на дорогу и огляделся. Толстый и низкорослый стражник, прохаживающийся с алебардою у ворот, остановился и с благожелательным любопытством на него поглядел. Васка осторожно приблизился к стражнику.

— Скажите, пане жолнире, то не твоя милость стоял тут позавчера вечером?

— Позавчора? Увечери? А що трапилося?

— То я своего дядьку разыскиваю. Тут где-то пропал. Может, воры напали. Ты не слыхал ли чего, пане жолнире?

— Не, не слыхал. Да ты, хлопче, подойди поближче. Постой туточки, а я десятника поклычу.

Васка попятился.

— Пане десятнику, я казацького шпига поймал! — завопил вдруг стражник, бросился к Васке и крепко ухватил его за плечо свободною левою рукой. — До мене, пане десятнику! Ой-ой, рассукин сын!

Одурев от ужаса, Васка укусил стражника за волосатую руку и рванулся что было сил. Старенький подрясник не выдержал, раздался короткий треск. Васка полетел плечом вперед, выправился и стремглав пустился по дороге вниз.

— Шпиг! Люди добрые, держите шпига!