Нет, а в чем дело? Почему бы мне, в самом деле, не попробовать – так, ради любопытства… Ну и ради ее зеленых глаз, конечно. В конце концов, разве я не имею права посидеть на скамейке у Патриарших прудов – просто посидеть, как пенсионер. И случайно встретить ее: «О, Полина! Здравствуйте, как поживаете? Извините, что я тогда так грубо…» Нет, лучше сразу на ты, по-свойски: «О, Полина! Привет, как поживаешь?» Да, именно так, сверху вниз, покровительственно. Ведь с бабами самое главное сразу взять верный тон – то есть быть хоть чуть-чуть, но выше. А если покажешь им, что они чего-то стоят или что ты их, не дай Бог, поставил на пьедестал, – все, пиши пропало. Нет, только на ты, сразу на ты…
Как назло, именно в эту субботу с ночи вдруг пошел снег. Да, весь март было плюс шесть – восемь, все уже думали, что весна, а оказалось – дудки, ни с того ни с сего минус пять, и утром метель со снегом. Лебеди на Патриарших обиженно уплыли в свой зеленый дощатый домик; цветочница спрятала гладиолусы и тюльпаны в киоск; на поплавке-ресторанчике, что возле памятника Крылову, официант опустил матерчатые грибки и унес под навес стулья из-за столиков; на детской площадке тоже никого; «бегуны от инфаркта», промочив в снегу свои «найки», разбежались по домам; и даже на стройке соседнего жилого дома для новых русских рабочие ушли на перекур.
Я подмерз вышагивать по дорожке вдоль заснеженных скамеек. Туда-сюда мимо подъезда Полины, туда-сюда… Конечно, были бы деньги, можно было бы зайти в кафе «Маргарита», что рядом с домом Полины, или в бар «Под роялем», или в «Экипаж» – тут эти заведения со всех сторон пруда, воистину как в Брюсселе, Париже или Амстердаме. Но и цены такие же! На мою месячную пенсию в этом районе нельзя даже пообедать.
Девять утра…
Десять…
Одиннадцать…
Я уже изучил все эскизы будущих здешних дворцов, вывешенных на заборах новостроек, а также все вывески и витрины кафешек, бутиков и маленьких продовольственных магазинчиков. И я уже устал вскидываться и напряженно замирать каждый раз, когда у подъезда Полины притормаживает очередная машина. Черт возьми, а кто мне сказал, что она
Я подошел к ее подъезду. О, тут появился последний штрих евроремонта – новенький домофон с инструкцией на красивом медном щитке. Следуя этой инструкции, я набрал сначала «0», а потом номер квартиры – «16».
– Who is it?[2] – вдруг спросил из домофона мужской голос.
– ФСБ, – ответил я и добавил по-английски: – Open up![3]
К моему изумлению, дверь тут же негромко загудела, я потянул ее на себя и открыл.
Затем, гадая, кто же это мне ответил – или я ошибся и набрал не 16-ю квартиру? – я поднялся лифтом на шестой этаж. Дверь 16-й квартиры была открыта, в ней стоял какой-то взлохмаченный конопатый парень в шортах и майке «Toronto Maple Leafs».
– Oh, shit![4] – сказал он. – Я думать, это Fed-Ex. Who are you?[5]
– I'm from FSB, Federal Security Service.[6] – И я показал свои корочки, но издали, не давая их ему в руки. – And you?[7]
– Вы должны знать, кто я, если звоните мне, – резонно ответил он по-английски. – Я Кристофер Рафф, корреспондент «Торонто стар».
– Nice meeting you,[8] – сказал я по-книжному. – Is Polina home?[9]
– Polina who?[10]
– Полина Суховей. Девушка, которая жила здесь несколько месяцев назад.
– О, эта! К сожалению, она тут больше не живет.
– А вы не знаете, куда она переехала?
– Не-а…
– А вы давно здесь?
– Я въехал две недели назад. Она красива?
– Кто?
– Ваша Полина.
Я усмехнулся:
– Да! А почему ты спрашиваешь?
Он тоже усмехнулся:
– На случай, если она появится забрать свою почту.
Я заинтересовался:
– А ты получил ее почту?
– Только одно письмо.
– Дай посмотреть.
– Why? – разом напрягся он и перешел на русский: – Пошему?
– Потому что я из ФСБ. That why, – сказал я жестко. – The girl has vanished, девушка исчезла, и мы ее ищем. Понимаешь?
– But that letter came from her mother. Or sister…[11]
– Откуда ты знаешь?
– 'Cose I can read Russian![12] – гордо ответил он. – Это написано на конверте: «от Нади Суховей». Надя – это женское имя, верно?
– Дай мне глянуть.
Он поколебался секунду, потом сказал:
– All right, come in.[13]