У.е. Откровенный роман...

– Конечно. Давайте я вам помогу, – сказал я, не ожидая подвоха, и протянул руки, чтобы помочь ей снять шубку. И тут она, не отрывая взгляда от моих глаз, каким-то заторможенно-медленным движением расстегнула эту шубку, отбросила ее назад и…

Она оказалась абсолютно голой, в одних сапожках – худенькая пигалица с крохотной, как абрикосы, грудкой, с крупными темными сосочками торчком и с вызывающе хохочущими черными глазками…

Я легко поднял ее на руки, поцеловал в губы и ощутил, как она липкой обезьянкой прильнула ко мне всем своим невесомым тельцем и с силой обвила меня своими ножками.

В этом легоньком, не больше, кажется, сорока килограмм, теле было как минимум три килограмма ума и образования, а все остальное – дикое, ненасытное и неутомимое вожделение, которое – когда бы она ни появлялась: утром, днем или в самом конце рабочего дня – извергалось из нее ежеминутными или, точнее, безостановочными оргазмами. То есть за двадцать или максимум тридцать минут моего стойкого противостояния ее напору, скачке и вскрикам, оглашавшим, я думаю, весь дом, она испытывала по меньшей мере двести оргазмов. А накричавшись, искусав и обсосав мне пальцы, плечи и все остальное и оросив меня и постель своими обильными соками, она босой девчонкой убегала в душ, быстро смывала с себя все следы нашего греха и, облачившись в строгий деловой костюм и шубку, наклонялась к моей постели, воробышком чмокала меня в щеку и исчезала, зажав в кулачке свои трусики. Эти трусики, я думаю, она натягивала прямо в лифте, а затем в машине немедленно принималась листать свои деловые папки и мчалась на очередное судебное заседание или переговоры с клиентами, которые всегда выигрывала – всегда!

Тем временем я – довольно крупный мужчина весом 84 килограмма, но абсолютно пустой, мертвый и без сил – проваливался в сон и приходил в себя только к вечеру…

Как долго это могло продолжаться?

Как долго я мог ежедневно, с утра до вечера, пребывать в состоянии повышенной боевой готовности и безвылазно торчать в своей квартире в непрестанном ожидании ее звонка, набега и яростной атаки ее узенькой щели и жадного питончика внутри ее?

Как долго я мог мириться с положением дневного любовника, к которому забегают на полчаса, хищным вампирчиком высасывают из него всю силу и убегают, оставляя ему для сна несколько дневных часов и целые ночи томительной бессонницы, полной приливов неутоленного и ревнивого желания? Оказывается, в этом деле аппетит действительно приходит во время еды, и после первого дневного блюда к ночи просыпается чудовищный голод. Даже у пенсионеров…

Но почему она не приезжала ко мне на ночь? Был ли у нее еще один ночной любовник или даже несколько ночных любовников? Я не знал этого, она говорила, что ей приходится работать с ее юридическими документами допоздна, до трех часов ночи, и это у нее самое продуктивное время. Мол, она, как Маргарет Тэтчер, вообще спит не больше четырех часов в сутки и, следовательно, ей нужно спать за городом, на даче, на свежем воздухе. И что она, еще в детстве поняв, как ей не повезло с ростом, решила во всем остальном быть perfect, the best – самой лучшей. И стала такой – лучшей студенткой юрфака МГУ, лучшей аспиранткой, лучшим адвокатом и лучшей любовницей, ведь все – даже искусство любви и умение развить мускулы влагалища – можно освоить, пользуясь соответствующей литературой… А что касается своей верхней, надо мной, квартиры, то она раздумала ее продавать – рынок недвижимости в Москве сейчас замер, ведь весной денежные люди покупают только загородные дачи. Зато к осени цены на московские квартиры круто взлетят, – так что с продажей лучше не спешить, над ней не каплет…

Честно говоря, мне это было уже безразлично. К началу мая я осоловел от такого образа жизни, стал манкировать обязанностями дневного любовника и уходить из дома сразу после завтрака. Было ли это результатом привыкания к Инне или первым звонком импотенции? Не знаю…

Поскольку деньги у меня были, я бродил по книжным магазинам, выставкам и просто по весенней Москве. В мае, если вы помните, в Москве вдруг сразу стало 22–24 градуса тепла, на День Победы выпала просто жара, и даже регулярные авиакатастрофы и взрывы в метро не омрачили москвичам, и особенно юным москвичкам, этот праздник. После шести месяцев зимы, грязи, тяжелой зимней одежды и обуви Москва враз обнажилась, как моя Инна в первую минуту нашего свидания; и четырнадцати-пятнадцатилетние москвички, вылупившиеся из зимы, словно ландыши из-под снега, совершенно вызывающе шастали по городу в узких «топиках» и мини-юбчонках, оголив на всеобщее обозрение свои неизвестно откуда выросшие ноги, а также плечики, плоские животики и пупочки, украшенные новомодным пирсингом.