У городских ворот

«Нас, мужчин», — польстило мне до такой степени, что я потерял интерес ко всему остальному и совершенно согласился с Николаем.

Прошло две недели, и все разрешилось самым неожиданным образом. В субботу приехала Ольга, и мы сели обедать. Я заметил, что Ольга не такая, как всегда. Отец, отправляя в рот ложку за ложкой, спросил, что за неделю произошло в институте. Она отвечала коротко и больше занималась супом, а потом вдруг положила ложку и сказала подчеркнуто безразличным тоном:

— Между прочим, пришла разверстка на практику.

Николай быстро поднял глаза на нее и сразу же опустит их опять. Отец продолжал есть суп, как будто его не интересовало Ольгино сообщение. Поэтому я понял, что произошло что-то очень важное. Не мог отец не обратить внимания на такую новость. Я посмотрел на мать и увидел, что по ее лицу текут слезы.

— Ну, — спросил отец, — куда же тебя назначили?

Он смотрел в тарелку, и я, еще не понимая, в чем дело, почувствовал неловкость и тоже опустил глаза.

— В Тбилиси, — услышал я голос Ольги.

— Ну, что ж, — ласково сказал отец, — проведешь лето на юге, загоришь. Природа там, говорят, красивая.

Он взял графин, налил водки деду, Николаю, себе, потом покачал головой и сказал:

— По такому случаю всем надо выпить.

Он достал еще три рюмки и налил всем. Мы чокнулись, и мать вдруг обняла Ольгу и поцеловала. Тут уж слезы полились у нее в три ручья, и от волнения она пролила водку. Отец налил ей снова, чокнулся и выпил.

Тогда Ольга протянула рюмку Николаю. Николай все это время сидел молча, но тут он поднял свою рюмку, посмотрел Ольге прямо в глаза и сказал:

— Желаю тебе счастья, Оленька.

Он чокнулся, улыбнулся и выпил, а Ольга вдруг поставила рюмку на стол и заплакала. Сначала все старались не замечать ее слез, думали — она успокоится, да куда там! Она и рыдала, и улыбалась, и потом, сквозь рыдания, сказала:

— Вы простите, я что-то разволновалась, — и ушла к себе в комнату.

Все сделали вид, что ничего тут особенного нет; доели суп, съели второе. Мать отложила Ольге котлет, сказав:

— Успокоится и поест. А то устала, бедная. Как их там, в институте, гоняют!..

Дед пошел к себе — тачать сапоги. Отец сказал, что он хочет прилечь, мать ушла на кухню. Николай походил по комнате, а потом постучал к Ольге в дверь. И Ольга сразу ответила, как будто ждала его:

— Да, Коля, войди.

Он вошел и оставался там очень долго — часа два, наверное. Уже отец проснулся, дед кончил сапог, мать принесла самовар, и все сели пить чай. Тогда отворилась дверь, и вышли Ольга и Николай. Коля был такой же спокойный, как всегда, а Ольга возбужденная, раскрасневшаяся… Много смешного рассказывала про институт, потом вдруг меня обняла и поцеловала, так что я даже обиделся: как будто я маленький. Оказывается, она привезла деду какую-то мазь, а отцу — крючки для рыбной ловли. Начиналась весна, и она думала, что отец захочет половить рыбки.

Ольга решила лететь в Тбилиси. Почему именно лететь, было неясно, но она страшно увлеклась этой идеей и уговаривала отца, что самолет будет стоить чуть ли не дешевле поезда. Отец сделал вид, что поверил, и согласился. К тому времени я уже знал, что Ольга выходит замуж за Пашку Калашникова и едет к нему. Постепенно об этом стали говорить откровенней и откровенней, все как-то привыкли к этой мысли, отец шутя звал Ольгу невестой, мать беспокоилась о платьях и туфлях, а дед смотрел на Ольгу сурово и иногда грозился свернуть голову Пашке, если что-нибудь будет не так.

И вот день прощанья! Длинный и бестолковый день. Дома сидеть тяжело. Мы ходим по городу, разговариваем, смотрим, молчим. Нам не о чем говорить, и всем неловко. Иногда мы стараемся казаться оживленными, но это выходит фальшиво, и мы замолкаем снова. Мы берем лодку и выезжаем на широкую воду озера. На берегах качаются камыши, болотные травы шуршат за бортом лодки. Старая баржа торчит из воды. Мы объезжаем вокруг нее и молчим, вспоминая время игр и драк, «Невесту солнца» и приключения на море. Потом мы плывем маленькой речкою мимо школы, в которой учились Ольга и Николай, в которой теперь учусь я. Маленькие домики стоят вдоль берега, огороды спускаются к самой воде. Потом мы обедаем в городском саду, и каждый из нас долго выбирает блюда, и Ольга ужасается, сколько Николай тратит денег, и хочет заплатить сама.

— Мне не нужно много денег, — говорит она, — ведь мне только на дорогу.

И вдруг вспыхивает: не следовало напоминать Николаю, что она уже Пашкина, что у них уже общие деньги.