У истоков культуры святости

Безусловно, названными выше авторами и их сочинениями отнюдь не ограничивается вся древнемо–нашеская письменность периода своего первого расцвета. Большой интерес, например, представляют два произведения (Стефана Фиваидского и Ипере–хия), которые можно отнести, с некоторой долей условности, к жанру древнецерковных «учительных книг»[301]. Не менее интересным памятником является и «Житие святой Синклитикии»[302]; хотя это «Житие» иногда приписывается св, Афанасию Великому, оно вряд ли принадлежит ему: против такой атрибуции, помимо внутренних свидетельств сочинения (стиля, терминологии и пр.), говорит то, что манускрипты надписываются и другими именами (Поликарпа й некоего Арсения Пегада). Датируется оно либо концом IV—началом V вв., либо серединой V в., и напи сано, несомненно, в Египте[303]. Примечательной чертой данного произведения является то, что оно представляет собой не столько «Житие» в узком смысле этого слова, сколько аскетический трактат (вероучитель–ная часть его занимает 81 главу из общего количества 113 глав), причем терминология этого трактата обладает несомненным сродством с терминологией Евагрия Понтийского[304]. Влияние «Жития» на православную аскетику прослеживается вплоть до наших дней[305]. К более позднему времени следует отнести литературную деятельность блаж. Диадоха Фотикий–ского (ок. 400–486 гг.)[306]. Возможно, участник Халки–донского Собора и полемист против монофизитов (также, впрочем, как и против мессалиан), он запечатлел в своих творениях (особенно, в «Гностических главах») сущностные черты древнецерковного аскетического богословия[307]. Опыт египетской пустыни, в которой, предположительно, блаж. Диадох некоторое время подвизался, и ее великих старцев оказал определяющее влияние на его миросозерцание: в своих сочинениях–он органично соединил многие лучшие черты богословского наследия преп. Мака–рия Египетского и Евагрия Понтийского [308]. Во многом близок блаж. Диадоху и преп. Марк Подвижник, который, по выражению одного русского ученого, «имеет преимущественное значение, как автор суждений о телеологии аскетизма, раскрывающий понятие о духовном субботствовании подвижничества»[309]. Личность и обстоятельства жизни этого церковного писателя покрыты густым туманом неизвестности, а потому иногда говорят о «загадке Марка»[310]. Впрочем, его активная полемика с мессалианством и нестори–анством предполагает, что он жил и творил в V в.;. скорее всего в первой половине этого века[311]. Не лишено вероятности и предположение, что этот святой отец был тесно связан с преданием и аскетическим богословием египетских старцев IV в., возможно подвизаясь определенное время на родине монашества[312]. Во всяком случае, сильный акцент на значении таинств крещения и покаяния в духовной жизни сообщает аскетике преп. Марка ярко выраженный «экклесиологический колорит»[313], что роднит его творения с лучшими произведениями древнеегипетских отцов–подвижников. Впрочем, не исключается возможность, что основным географическим ареалом жизни и подвигов преп. Марка была Малая Азия[314]. Но какую бы из этих гипотез не принять, несомненным является тот факт, что творения данного подвижника входят в «золотой фонд» святоотеческой аскетики.