У истоков Золотой реки

Однако им пришлось заночевать еще раз. Александров считал, ЧТО прибывать на новое место к вечеру нельзя: плохая примета. 1! сякое новое дело нужно начинать с утра: утренняя встреча мудренее вечерней! Поэтому, когда они спустились по Среднекану приблизительно на тридцать километров, он остановился, воткнул it снег свою палку и сказал:

— Здесь будем спать!

Цареградскому не терпелось поскорее дойти до места. Ему казалось, что на горизонте горы раздвигаются и там должна 5ы быть долина Колымы (так оно на самом деле потом и оказалось), но он не был в этом уверен и потому безропотно подчинился проводнику.

Утром, едва они тронулись в путь и прошли пять-шесть километров, ехавший впереди проводник показал на четко видную на снегу лыжню и воскликнул:

— Люди ходи!

Человек, по-видимому, шел снизу по долине Среднекана и свернул направо, в небольшой левый его приток. Александров завернул своих оленей по тому же пути, и через несколько минут они увидели глубоко врезавшуюся в снег колею. В семи-восьми километрах выше устья этого притока, названного Безымянным, показался дым среднеканской базы.

У края шумного летом, а теперь насквозь промерзшего ручья на трехметровой террасе стоял небольшой плоскокрыший барак, срубленный из толстых лиственниц, проложенных ягелем и перекрытых накатником. Небольшие окна затянуты вместо стекла сильно обмерзшей белой бязью. Из выведенной коленом трубы вьется гостеприимный дымок. Это и было жилище, построенное Билибиным.

Опередивший оленей Цареградский увидел, что перед домом над чем-то копошатся сидящие на корточках люди. Тут же стояла подпираемая деревянными распорками палатка — склад снаряжения. Люди заметили приближающийся транспорт и поднялись, всматриваясь: свои ли?

— Юрий Александрович, наши приехали! — радостно закричал

молодой парень с засученными по локоть рукавами ватника.

Перед ним густым паром дымился оцинкованный таз с горячей водой, в которой лежал кусок рыжей конской шкуры. Двое рабочих только что оскабливали ее блестящими охотничьими ножами.

— Валентин, наконец-то! — Навстречу Цареградскому бросился выскочивший из барака Билибин, — Слава богу! Мы уже черт те что передумали. Ну, здравствуй, черт полосатый!

— Здравствуй, Юрий! — Цареградский протянул обе руки. — Мы уж второй раз из Олы выходим, в первый раз ничего не вышло!

Они обнялись,

— Товарищи, — крикнул Билибин, — помогайте разгружать!

— Здравствуйте, друзья! — Он протянул руку Казанли и Александрову. — Добро пожаловать!

— Что это у вас такое? — спросил Цареградский, показывая на таз с конской шкурой.

— Обед… Если бы вы не приехали, нам предстояло бы есть похлебку из лошадиной шкуры. Ну, а теперь, братцы, — весело крикнул он, направляясь к бараку, — голодовке объявляется конец!

— Неужели голодали?!

— Все начисто съели, — ответил Билибин. — Постреляли всех

белок, куропаток и даже кедровок в округе. Покончили с кониной, а и мера впервые попробовали студень из конской шкуры. Дрянь, скажу я тебе, порядочная!

— Вовремя мы поспели!

— Да уж куда лучше; прямо как у Джека Лондона — избавление в последний момент!

Несмотря на яркий снежный день, в бараке стоял полумрак. Полотняные окна покрылись слоем льда толщиной в два ипльца, и день скупо сочился через них, освещая то край грубо оттесанного стола с эмалированными кружками и стопкой книг, то длинный ряд нар, покрытых слоем веток, сена и оленьими шкурами, поверх которых рядами вытянулись спальные мешки.

— Разместимся ли? — озабоченно спросил Цареградский, пройдись по помещению.

— Ничего. Первое время потеснимся. Потом Раковский закончит шурфовку [6] Безымянного и переберется со своими рабочими в долину Среднекана. Да и Бертина пошлем с группой рабочих в Правый Среднекан. Вот и хватит вам места. Теперь, раз у нас появились одежда и продукты, мы развернемся вовсю!

— Неужели продолжали работать на голодном пайке?

— А как же? Конечно, работали! Помалу, но работали. Иначе нельзя, цинга одолеет. Ребята сперва хотели бастовать, а потом сами убедились, что лежать хуже. Только последние две недели отменил шурфовку.

В это время в барак стали заносить ящики с продовольствием. Изголодавшиеся билибинцы восхищенно ахали при виде ящиков <<> сливочным маслом, макаронами, мясными консервами, сахаром, чаем, конфетами и сгущенным молоком. Они бегом таскали мешки с мукой и крупами. Один ящик, со спиртом в бутылках, несли с особой осторожностью. Билибин тут же распорядился отнести его к изголовью своего грубо сколоченного топчана, который стоял в дальнем углу барака.

Наконец все нарты и вьюки были разобраны, а груз внесен в помещение. Дежурные, которые недавно возились у барака с лошадиной шкурой, с удовольствием отшвырнули ее в сторону и, распечатав ящик с макаронами и мясной тушенкой, принялись за приготовление настоящего обеда.

Через час длинный стол был еще надставлен ящиками, посередине водружено ведро с дымящейся густой похлебкой, а на обоих концах стола стояло по бутылке со спиртом и по чайнику, с холодной водой.