У истоков Золотой реки

Зато верховья Талой увлекли его в другом отношении. Никогда ни до, ни после этой весновки он не видел такого поразительно характерного ледникового ландшафта. Высокий гранитный массив был вырезан несколькими правильными фестонами, которые, примыкая друг к другу, образовали единый гигантский полуцирк. В те времена, когда здесь еще не растаяли льды, они шапкой покрывали всю возвышенность, медленно сползая вниз и своей тяжестью выпахивая ее склоны. У подножия полукилометрового цирка зеленели небольшие ледниковые озера с кристально чистой водой. Цареградский вглядывался в их смутно мерцающую глубину, пытаясь увидеть в ней рыбу, но озера были мертвыми. Ниже начиналась зона мощных ледниковых отложений. Громадные гранитные валуны чередовались в них с мелкой галькой, песком и слоистой ледниковой глиной. По краям ущелья эти отложения сгруживались в длинные продольные валы — боковые морены. На дне долины можно было видеть исцарапанные и отполированные льдами гранитные скалы. Пологие в верхней своей части, они круто обрывались по ходу ледника. Скалы вполне оправдывали свое название— «бараньи лбы». В нескольких километрах от ледниковых цирков находились беспорядочные нагромождения конечных морен. Здесь было особенно много колоссальных валунов, обтертых и окатанных движением льда. Именно здесь особенно наглядно чувствовалась неизмеримая мощь природных сил, с такой удивительной легкостью ворочавших и двигавших по неровному дну долины эти гранитные глыбы величиной с двух- и трехэтажный дом. Бродя в этом каменном хаосе, люди представлялись самим себе муравьями во владениях какого-то сказочного великана.

У верхней морены блестело несколько небольших водоемов, от которых собственно и начиналась река Талая. Эти небольшие озерки уже были живыми. Правда, в них не плескалась рыба, но зато перепархивали стайками только что прилетевшие утки.

Незадолго до прихода Цареградского в эту живописную долину с кипящими источниками, прекрасным лесом и великолепным ледниковым пейзажем начался весенний перелет птиц. Уже несколько дней слышался гусиный переклик и видны были в небе большие, медленно плывущие косяки, но гуси тянулись мимо, к громадным просторам Буюндинской долины. Вскоре, со свистом рассекая воздух, полетели стремительные утки. Их привлекала маленькая замкнутая долина Талой, и они многочисленными стайками оседали вдоль реки. Особенно часто утки садились ниже горячих источников, где вода в реке не замерзала даже в самую сильную стужу и где было много червяков, личинок и водорослей. В озерах и бесчисленных лужах среди плоской долины также хлопотало много уток.

Теперь свежее мясо стало постоянной пищей путешественников. Они варили похлебку с утятиной или тушили дичь с рисом, радуясь тому, что кончилась наконец длинная зима с ее до смерти надоевшими консервами.

Однажды в верховьях Талой они с промывальщиком вышли на откос реки и остановились как вкопанные. Невдалеке возился над какими-то корешками небольшой медведь-пестун. Покопавшись у подножия старой лиственницы, он вдруг встал на задние лапы и начал оглядываться.

— Должно, нас учуял, — прошептал Игнатьев.

Однако медведь, покрутив носом, успокоился (ветер дул от него) и решил поиграть. Он подошел к краю небольшого крутого склона и, сев на снег, съехал к воде. Забава понравилась. Тут же он встал на четвереньки, вновь поднялся наверх и, всхрапывая от восторга, на собственных «салазках» покатился вниз. Так он повторил раз шесть или восемь, пока забава не надоела. Потом, громко фыркая, он поворочал камни на берегу и, заковыляв вниз по течению, скрылся в кустах,

— Недаром их в народе мишками зовут, — сказал Игнатьев. — Вот ведь игрун какой, чисто человек!

К началу июня снег полностью сошел с земли во всей долине. Лишь горы в верховьях Талой еще блестели на восходах и закатах большими снежными пятнами. Эти поля фирнового снега держатся тут все лето и стаивают лишь к концу августа. Во второй половине сентября те же овраги и обрывы вновь белеют под свежевыпавшей порошей.

К 10 июня Цареградский закончил геологическую съемку и опробование долины Талой и всех ее крупных притоков. Он провел дополнительные наблюдения на горячем источнике, измерил дебит каждого из выходов, набрал свежие пробы воды и газов. Каждый день он принимал в одном из естественных бассейнов целительную ванну. Наконец настало время трогаться к Буюнде и далее назад, в долину Среднекана. Все пробы на золото в этом районе дали отрицательные результаты; было ясно, что бассейн Талой находится за пределами пояса золотоносности.

«В науке и отрицательный результат имеет положительное значение, поскольку он суживает рамки исследований», — вспомнил он фразу, которую как-то раз услышал от одного из своих институтских учителей, Анатолия Капитоновича Болдырева. Бесплодные результаты опробования помогали им сузить границы золотоносной зоны на Колыме и сделать будущие поисковые и разведочные работы более целеустремленными.