У Южного полюса

площадкам мы поднялись на айсберг, имевший столобразную

форму. На юг открывалась великолепная перспектива, ледовая

обстановка казалась удовлетворительной, поэтому я решил

отправить Ивенса, с вечера уже снабженного инструкциями,

на основную базу.

Ивенс взял с собой четырех сильных собак, сани, провиант

и направился на северо-восток. Расставшись с ним, я с

лапландцами свернул лагерь, снова прикрутил багаж к саням.

Щелкнули бичи, залаяли собаки, и тяжело груженные сани вновь

заскользили на юг по бесконечной равнине.

В этот день мы имели перед собой по большей части

относительно гладкий лед. Тем не менее нам часто приходилось делать

зигзаги; временами там, где встречались нагромождения льда,

мы наталкивались на значительные препятствия, преодоление

которых требовало терпения и времени.

Мы шли рядом с санями на лыжах. Через плечо был

переброшен канат, прикрепленный к переднему краю саней, так что мы

могли помогать собакам волочить сани. К полудню оказались

в зоне крайне неровного льда и с трудом выбрались из этого

места. Когда неровности льда увеличились еще больше, лыжи

пришлось скинуть. Несмотря на это, мы продолжали путь без

отдыха, надеясь, что успеем перейти морской залив и достигнуть

другого берега бухты, прежде чем погода переменится.

При заходе солнца температура была —34°Ц. С наших бород

свисали большие сосульки, образованные дыханием. И вот

наступила темная ночь, и мы шли уже по компасу.

В полночь собаки завыли, навострили уши и стали тянуть

сани сильнее, чем за всю дорогу. Вскоре перед нами оказался

большой тюлень (Уэдделла). Собак, которые давно не получали

свежего мяса, трудно было удержать на месте. Лапландцы

занялись своей кровавой работой, и собаки скоро набросились на

лакомство.

Отложив для себя тюленье сердце и лучшие куски мяса, иа

шкуры и сала зверя мы разожгли костер и бросили на огонь

остатки его туши. Языки пламени поднимались высоко в воздух.

Разжечь сало не всегда бывает просто. Сначала нужно

получить огонь, используя куски дерева или другого легко

воспламеняющегося материала, так как сало начинает гореть не раньше,

чем станет плавиться и размягчаться хотя бы в одном месте.

У нас же всегда при себе бывали для растопки куски легкого

сухого дерева, и это вполне себя оправдывало.

Согревшись, отдохнув и сварив какао, с помощью которого

подкрепили свои силы, мы снова пустились в путь, несмотря на

темную ночь. После любования яркими языками пламени костра,

ночь показалась нам еще непрогляднее. Чем дальше мы уходили

от костра, тем меньшим казался огонь, исходивший от

пылавшего тюленьего жира. И, наконец, он совсем скрылся за

горизонтом.

При восходе солнца все вокруг окутал густой туман,

температура воздуха была очень низкой. Собаки, сани, лыжи, люди

казались теперь одного цвета, все покрылось густым инеем,

стало белым, как снег.

Поскольку я не мог производить наблюдений, а

нагромождение льда было очень велико, решили сделать коротенький привал.

Через час туман внезапно рассеялся, и наш маленький караван

опять пустился в дорогу. Лыжи легко скользили по снежному

покрову.

Барометр весь день показывал низкое атмосферное давление,

поэтому я ожидал перемены погоды. Оба лапландца, по всей

видимости, ждали того же; я заметил, что они необычно много

говорят между собой по-лапландски и бросают время от времени

испуганные взгляды на юг, где сгущались тучи.

Непогода наступила быстрее, чем мы могли предвидеть.

Прежде, чем кто-либо из нас троих успел высказать свое мнение

о ближайших перспективах, пурга уже бушевала вокруг

высоких прибрежных горных пиков. Они быстро исчезли из виду.

Снег несся вниз со скоростью лавины и повисал над пропастями,

как вулканическое облако.

Первые яростные порывы ветра настигли нас прежде, чем мы

успели развязать веревки, которыми были прикреплены к саням

палатки и снаряжение.

Собаки несомненно чуяли приближение бури. Едва мы

сделали остановку, как они свернулись в неподвижный

клубок; так поступали они всегда при наступлении снежной

метели.

Только внесли мы спальные мешки в маленькую шелковую

палатку, как снежная буря разразилась с такой силой, какую

нам еще ни разу не приходилось испытывать.

Ветер захватывал дыхание. Пока мы ползали на

четвереньках, собирая продукты и наши маленькие спиртовки, нам

несколько раз казалось, что мы задохнемся. Мы ощущали на своем

теле все швы одежды. В тех местах, где оленьи шкуры были

сшиты между собой, казалось, в кожу вонзаются иглы.

Нам не удалось установить столбы для палатки. Мы должны

были поспешно залезть в свои спальные мешки, пока колючий

мороз не лишил нас этой возможности. И вот мы один за другим

заползали под лежавшую на земле шелковую ткань палатки, под

которой были сложены рядом наши спальные мешки, и скоро,

лежа в оленьем меху, начали отогреваться.

Некоторое время мы еще слышали вой урагана, бушевавшего

над снежными полями, затем этот вой становился все тише и тише,

а шелковое покрывало над нами все тяжелее,

Черное пятнышко, которое представляли мы собой в

бескрайней белой пустыне, было покрыто теперь толстым

белоснежным одеялом. Антарктическому шторму не с кем было разделить

свое мрачное одиночество.