смотрели на нас, пока мы напряженно работали, чтобы обеспечить
дальнейший путь нашего каравана.
Я лично обращался с животными не слишком терпеливо,
и хлестал их своими большими меховыми рукавицами. Рукавицам
при этом приходилось хуже, чем собакам. В качестве единствен-
ного результата я добивался только всеобщей свалки. Как
только я начинал хлестать собак рукавицами, они, чтобы
избежать ударов, начинали прыгать друг на друга, постромки их при
этом перепутывались и затягивались в узлы. После этого нам
приходилось окоченевшими пальцами растаскивать
огрызающихся собак и развязывать образовавшиеся узлы.
К полуночи мы добрались до одного айсберга и сделали там
привал. Температура была минус 40 градусов по Цельсию; мы
едва не отморозили себе руки, распаковывая провиант и
снаряжение.
Пятнадцатого числа было холодно и ясно. В 11 часов мы
выбрались из спальных мешков; я из-за холода мало спал.
Мы наскоро поели, укрывшись в пещере внутри айсберга.
Солнечные лучи падали внутрь пещеры, ледяные кристаллы
разлагали их на все цвета спектра, грот был разноцветно освещен,
кофе кипело.
За завтраком разыгралось следующее событие. Ивенс,
известный сластена, жевал, как обычно, большой кусок замерзшего
солодового экстракта. Солодовый экстракт очень липок и при
нормальной температуре, когда же он замерзает, то накрепко
пристает ко всему, с чем соприкасается. На этот раз солодовый
экстракт завладел передними зубами Ивенса. Как тот ни бился,
ничего не помогало, пока, наконец, солодовый экстракт не
одержал победу: его удалось оторвать только вместе с одним из
передних зубов. Это происшествие, став достоянием гласности, вызвало
всеобщее веселье. Зуб, оказалось, был вставным,
привинченным к сломанному корню и отодран от него вместе с солодовым
экстрактом.
Около часа пополудни мы наблюдали очень интересный мираж.
Большие айсберги, удаленные не меньше чем на 30—40 миль
и недоступные зрению при обычных обстоятельствах даже
с основной базы, благодаря преломлению световых лучей
отражались совершенно отчетливо в воздухе на высоте 900 футов,
то есть приблизительно на той же высоте, как вершина,
выступающая на севере мыса Адэр. Угол отражения непрерывно
менялся; становилась видимой то одна, то другая часть горизонта.
Временами мираж открывал нам на сотню миль вдаль
береговую линию, идущую к северо-западу.
День был тихим. Мы могли бы продолжать нашу поездку, но
сломанная пара саней требовала ремонта. Нелегкая это работа—
сгибать шершавые, тугие от мороза ремни, чтобы прикрепить
к саням новые полозья.
Всю следующую ночь мы ожидали наступления шторма и
готовились к нему, как могли. Палатка была приведена в
«ураганную готовность», собаки обильно накормлены. Сами мы
поужинали и выкурили свои короткие трубочки, обсуждая
целесообразность транспортировки айсбергов в Австралию, где лед
продается по шесть пенсов за фунт.
На следующий день поднялся ураган с востоко-юго-востока,
и мы были вынуждены оставаться в нашей маленькой шелковой
палатке. Мы лежали вчетвером в палатке, как анчоусы в коробке;
нас заносило снегом наподобие наших собак. Выйти наружу
было невозможно. В воздухе крутилось столько снегу, что
дышать было крайне трудно. Вы легко можете представить себе,
что от чада нашей кухни и от дыма наших трубок воздух в
палатке много не выигрывал. Он сгустился настолько, что,
пожалуй, его можно было резать ножом.
Лежа в спальных мешках, мы играли в вист; проигравший
должен был готовить обед.
Рано утром 18-го, позавтракав на скорую руку, мы
продолжали путь. Днем я захотел пить и приложил губы к
алюминиевой фляге. Металл отодрал слизистую оболочку. Несколько
дней я испытывал ужасные боли. Ртуть в термометре замерзла,
пришлось опять прибегнуть к спиртовому термометру. Когда
в обыкновенном термометре замерзает ртуть, она собирается
в такой плотный комок, что в вертикальной трубочке ее совсем
не остается, и число градусов установить бывает уже невозможно.
Мы вылили на блюдце немного ртути. Через час она накрепко
замерзла, при щелчке издавала металлический звук.
Кристаллизация ее происходила снизу вверх.
Мы попробовали перелить часть ртути, которая не успела
замерзнуть, в сосуд. Сейчас же вдоль стенки сосуда
расположилось в шахматном порядке множество октаэдров.
Мы поинтересовались также тем, как переходит в твердое
состояние виски. Виски, перелитое в открытый сосуд, замерзло
полностью в течение 10 минут. Так как наш шеф запретил нам
потребление виски без его специального разрешения, то мы
использовали этот эксперимент, чтобы обойти закон. Мы вкусили
в полном смысле этого слова «запретный плод».
Наиболее сильный мороз свирепствовал как раз тогда, когда
солнце вновь появилось на небосклоне. Осенью ледовые массы
отдавали тепло, накопленное летом; сейчас, весною, ледяные
поля, наоборот, начинали копить тепло. Подобно этому
затянувшаяся осень как бы задерживает наступление зимы*.
День 19 июня был ясен и великолепен. Когда мы выползли
из своей палатки, солнце как раз всходило над горизонтом и
перистые облака принимали то пурпурный, то оранжевый цвет. Они
пылали на горизонте червонным золотом, а в верхней части