ни одного тюленя. Потом пошел спать, попросив второго
штурмана разбудить меня, если появится хоть один тюлень. Не успел
я натянуть на себя шерстяное одеяло, как один из лапландцев
прибежал с криком: «Гансон, на льду лежит тюлень».
Я спрыгнул с койки, поспешно оделся, впопыхах схватил
старое ружье с медными патронами и острогу для тюленей и
бросился на палубу. Я взял двух человек, и мы стали грести
на лодке к тюленю, стараясь прятаться за ледяным
выступом, поднимавшимся над льдиной, на которой находилось
животное.
Приблизившись, мы разглядели, что это белый тюлень—самец.
Животное лежало на довольно большой льдине. Пристав
к ней, я стал подкрадываться к тюленю под укрытием ледяного
выступа, вскинул ружье, но оно дало несколько осечек. Заметив,
что тюлень задвигался, я отбросил старое ружье и бросился
на зверя с острогой. Тюлень хотел увернуться, но я нанес ему
удар. Острога скользнула по голове. Тюлень быстро повернулся,
как будто хотел броситься на меня. Я застрял по колени в снегу,
отскочить не мог, поэтому нанес зверю еще один удар острием.
Удар пришелся по затылку, но произвел на тюленя мало
впечатления.
Острие все же так прочно застряло в затылке, что я не в
состоянии был подтянуть острогу к себе. Выбравшись из снега,
я прыгнул тюленю на спину. Началась борьба, еще более
ожесточенная, чем вначале. Животное извернулось и подмяло меня под
себя. К счастью, ему не удавалось вонзить в меня зубы, поскольку
я крепко держал застрявшую в нем острогу. Тюлень еще раз
перевернулся, и я вынужден был последовать за ним. Наконец,
мне удалось стать на ноги и еще раз ударить зверя по голове.
В эту минуту ко мне на помощь подоспел один из матросов.
Он стал бить тюленя багром по носу, пока не убил его. Весь день
после этой битвы я себя чувствовал неважно, ибо, сказать по
правде, повозиться со взрослым большим тюленем не такой
уж пустяк.
Едва я подремал с полчаса на койке, как меня снова
разбудили криком: «Тюлень на льду». На этот раз я захватил с собой
охотничье ружье со взрывными пулями. Этот тюлень—морской
леопард (самка)—был еще больше предыдущего и составлял
в длину 10 футов 7 дюймов. Судя по поведению животного, ему
никогда не приходилось иметь дело с превосходящим
противником. Когда я достиг льдины, на которой тюлень устроил
свою резиденцию, он медленно поднял голову и равнодушно
посмотрел на меня. Вероятно, зверь принял меня за пингвина
или за какое-либо другое существо низшего порядка, потому
что опять тотчас же улегся на покой. Посланная из ружья пуля
обеспечила ему быструю кончину. Мы перетащили мертвое
животное в лодку и перевезли на корабль. Туша зверя заняла
в лодке все свободное место.
В тот же день Борхгревинк застрелил спавшего на льдине
белого тюленя. Этот тюлень был значительно меньше убитого
мной.
Вечером судно было остановлено сплотившимися льдами.
Я воспользовался одной из маленьких лодок, чтобы проплыть
на веслах по разводью и пострелять птиц; 33 выстрелами убил
28 штук. Большинство из них были капские голуби и снежные
буревестники. Два вида мне еще не попадались. Один—вроде
буревестника (Fulmarus glacialis), встречающегося и у нас
на родине; второй—новый вид, с синей спинкой и головкой,
синей полосой на затылке и белой полосой между крыльями.
Грудка птицы белая. Помимо этих птиц, мы сегодня видели
Oceanites oceanicus.
1 января 1899 года. После обеда я был на льду и убил 17 птиц
15 снежных буревестников, одного капского голубя и одного
Oceanites oceanicus. Видел двух китов.
Один из кочегаров, сопровождавших меня, нашел на льдине
рыбу, похожую на сельдь. Несколько человек из команды
предприняли лыжную вылазку по паковому льду и принесли
большое количество полуторадюймовых крабов, найденных ими
на льду.
Я видел несколько медуз. Одни из них были овальными,
другие круглыми, голубоватого цвета, с четырьмя круглыми
коричневыми отростками, напоминавшими лучи жгучей медузы.
2 января. В 5 часов утра меня разбудил второй штурман
с тем, чтобы я застрелил пингвина. Когда я поднялся на палубу,
птица стояла в 100 футах от судна. Но, как только я оказался
на льду, пингвин нырнул и исчез. Я думал, что он испугался
и больше его не увижу. Однако несколько минут спустя я опять
увидел пингвина в 100 футах от судна. Сидя там, он производил
комическое впечатление, приподнимая свои неразвитые крылья
и созерцая судно и его население. Собаки и производимый ими
шум, казалось, особенно его интересовали. Время от времени
пингвин издавал хриплый звук, как будто желая подражать
тявканью собак. За излишнюю доверчивость он поплатился
жизнью: я застрелил его с палубы.
Позднее, среди дня, я взошел на капитанский мостик, чтобы
лучше рассмотреть пингвинов, расположившихся на льдах,
в которых мы застряли. Скоро мой взор остановился на большом
тюлене, спавшем на льдине приблизительно в500футах от судна.
Я спустился на лед со своей двустволкой, захватив двух людей.
Подойдя на расстояние выстрела, я крикнул спутникам,
чтобы они разбудили тюленя. Мне не хотелось убивать зверя
спящим.
Часом позже Борхгревинк застрелил молодого морского
леопарда, который взобрался на льдину, чтобы полюбоваться