У каменных столбов Чарына

Издалека увидел егерь хвост пыли, стелющийся за машиной. Зеленый «уазик» остановился у кордона.

«Санька!» — радостно подумал он. Санька был не один, на лавке сидел гость, молодой еще, полноватый, с сединой в волосах.

— Здравствуй, отец! — сказал Санька, идя навстречу, и гость приподнялся с лавки, — Это заведующий лабораторией — мой начальник.

Санькин шеф, тот самый, которого они ругали со снохой за глаза, протянул руку и назвал себя:

— Павел Евгеньевич! Решили вот отдохнуть, развлечься… Не возражаете?

— Нет, отчего же? Отдыхайте, пожалуйста. Сейчас чайку заварим… Развлечений особых здесь нет, но природа особая — ее только понять надо, почувствовать…

— Спасибо, — вежливо отвечал Павел Евгеньевич. Он полез в машину, покопался там и вошел в дом со свертками, огляделся… В избе не было ничего такого, что бы говорило о характере, о каких-то установившихся привычках хозяина. В комнате было очень просто: две кровати, стол и полка с книгами. Была еще одна полка — хозяйственная, на которой поблескивал ряд стеклянных банок, наполненных ягодами шиповника, барбариса, селитрянки, на гвоздях висели пучки сухих трав. Василий Петрович любил угощать гостей витаминным чаем, многим этот чай очень нравился.

— Отец — пенсионер, — говорил Санька каким-то не своим голосом. — Пенсию приличную получает, а не хочет жить дома.

— Охотник, наверное, Василий Петрович? — спросил Павел Евгеньевич.

— Какой я охотник? — возразил Василий Петрович. — Кеклики прямо к дому прилетают, как тут будешь стрелять?

Василий Петрович, отметив простоту гостя, удивился себе — никогда прежде он не присматривался с таким вниманием к людям, как здесь, на природе. Что-то настораживало. Санька будто вылинял, говорил с натянутой улыбкой. Кто знает — может, стеснялся, что у него такой простой отец?

Василию Петровичу предложили выпить коньяку, но он, как всегда, отказался.

— У отца сердце пошаливает, — вступился за него сын.

— Я вам ухи сварю! — вспомнил Василий Петрович про утренний улов.

— Нет, нет! — запротестовал шеф. — Уху оставим на вечер. Уха хороша у костра!

К вечеру гость окончательна освоился, стал рассказывать о своих охотах, по-охотничьи привирая и смеясь, хвастал, как хорошо он стреляет и даже решил попробовать, принес из машины мелкокалиберную винтовку и действительно попал с тридцати шагов в банку, поставленную у костра. И Василий Петрович разговаривал с ним уже по-свойски и казалось ему, что никакой это не шеф и не начальник, а просто хороший парень подсел к огоньку и балагурит, чтобы повеселить компанию. На нем была зеленая полевая штормовка и выглядел он таким чудаковатым и бесшабашным молодцом. Он уже несколько раз сказал Василию Петровичу «папаша».

— А вы знаете, Василий Петрович, как бьет моя винтовка?

— Нет, пока не знаю, — улыбнулся егерь.

— Она бесшумная! Чик — только и всего…

К костру осторожно подошла, выплыла из тьмы Хромоножка и отпрянула — испугалась гостей.

— Иди, иди, глупая, никто тебя не тронет.

Хромоножка шла на знакомый голос, но косилась на приезжих, поводила настороженными ушами.

— Какая прелесть, — изумился гость. — Как вы ее приручили?

— Подстрелили охотники, вот у меня и живет. Куда ей теперь податься? В горах, в степи — волки… Собака однажды чуть не поймала.

— Как хорошо здесь, — Павел Евгеньевич повертел головой, оглядываясь по сторонам, посмотрел на небо. — Завидую, честное слово, завидую! Особенно ночи хороши! Какие звезды…

— Здесь всегда хорошо, в любую погоду. Надо только уметь смотреть. Вот, к примеру, полынь — самая рядовая травка. А посмотришь на нее ранним утром, вдохнешь запах…

— Папаша, мы люди городские, встряхнуться бы нам, развлечься… Вот бы нам с Сашей, то есть с Александром Васильевичем, — гость улыбнулся, — немножко поохотиться? Никто ведь не узнает…

Василий Петрович осекся на полуслове. Вопрос прозвучал вкрадчиво и непринужденно, можно было подумать, что это всего лишь шутка. Но Василий Петрович уже знал — шеф приехал охотиться, он ехал двести километров от города не за тем, чтобы любоваться травками и слушать егерские сказки. Не такой он человек, чтобы заниматься несерьезными вещами.

Можно было свести все к шутке и так же легко и непринужденно отказать. Но Василий Петрович тяжело молчал. «Вот вы как, — проносилось в его мозгу, — вот как? Обложили!» А гость будто не замечал ничего, все так же звучал у костра уверенный голос, слышался смех. Казалось, что вопрос был задан случайно, вскользь, все уже прочего забыли и ответа не ждали. «Да понимает ли он, о чем просит? — думал Василий Петрович. — И чем он лучше Клима, этот красивый, образованный, имеющий и вес, и уважение в обществе? И Санька изо всех сил стремится стать таким же». И уже спокойная злость закипала в нем, ум просветлялся.

— Здесь не охотятся, тем более летом… Только по редким лицензиям… Для науки. Это место заповедное! — сказал он скованным голосом.

Павел Евгеньевич улыбнулся.

— Ну что ж. Нельзя так нельзя… А уха хороша!

— Да вы понимаете, о чем просите?

— Успокойтесь вы, папаша, — в голосе слышались удивление и жалость.