У каменных столбов Чарына

Здесь огари, по-видимому, и собирались гнездиться.

Один из них слетел со скалы и опустился на лед озера. Среди огромных утесов он был такой маленький и одинокий — яркая желто-красная точка на голубоватом льду. Так долго он летел сюда.

Огарь, будто в задумчивости, прошелся по кромке льда, спрыгнул в воду, поплыл, посмотрел на свое отражение, снова выбрался на лед, отряхнулся.

Ганг, ганг, ганг! — крикнул он и взлетел. И на скалах трепыхнули яркие крылья. И опять огари закружили над неуютной, по-весеннему голой землей, на которой родились и выросли.

В унылом, протяжном крике звучала надежда на будущие радости.

В ПОЛОВОДЬЕ

Весна дождливая… Чардаринское водохранилище вышло из берегов. Вода залила часть степи, затопила полосу кустарников, и они теперь словно бредут по колено в воде.

Ветерок колышет над степью весенние запахи: пахнет молодой полынью, прелью и влажной распаренной землей. Холмистая степь ровно зеленеет низкой, точно подстриженной травкой, и только головастые ферулы успели вымахать на полметра, набрали цвет — стоят желтые, круглые, облепленные жуками и мухами.

По отмели ходят, что-то выискивая, болотные птицы — кулики. Особняком держатся яркие черно-белые ходулочники с длинными красными ногами. Подойдешь поближе, ходулочники разом взлетают, свесив под углом свои до нелепости длинные ноги, делают над заливом и кустарником круг и опускаются подальше от берега.

Но вот наступает вечер, некоторое время небо на западе светится, зажигает розовым огнем воду залива и разбросанные по мелкой воде кочки и куртинки прошлогодней травы, но краски все тускнеют и постепенно становятся неразличимыми и дальний остров с желтыми обрывами, и кусты, что залило половодьем.

У берега сильно всплеснуло, жалобный плач кулика метнулся и растаял в ночном небе. И снова тишина навевает неторопливые тихие мысли… Вот так же сидел у огня наш далекий предок, вздрагивал и оглядывался, слыша всплески в темной воде, и в его тусклых зрачках мерцал страх… Но любопытство было сильнее страха, он выходил на берег и напряженно смотрел в ночную воду, истыканную блестками звезд.

Мне хочется хоть несколько минут побыть первобытным человеком. Я натягиваю высокие резиновые сапоги, иду на берег и вхожу в воду. Дно мягкое, кое-где неожиданные ямы, коряги… То здесь плеснет рыба, то там.

— Бу-ахх! — раздается совсем рядом. Вода вздувается бугром, блестят и расходятся круги, качаются звезды. С тревожным писком срывается с невидимых ветвей стайка птиц и, шурша маленькими крыльями, уносится в ночь.

Новый взрыв и хлесткий удар по воде! Шорох и плеск…

Рыба трется у кустов и водной растительности, чтобы выпустить в воду новую жизнь. Так было испокон веков так есть, так будет, пока жива планета…

ВЕСНОЙ НА КЕЛЕСЕ

Долго держалась непогода. То туман, то мелкий моросящий дождь — не верилось, что это середина апреля на самом юге Казахстана.

Но вот наступил теплый солнечный день: яркий, сверкающий, как бывает всегда после дождя, когда кругом мокро, а на траве и кустах горят разноцветные капли.

В этот день часов в одиннадцать я присел отдохнуть на сухом бугорке. Долина реки Келес лежала внизу и далеко просматривалась. Река буйно несла свою мутную воду, но отсюда с высоты казалась гладкой желтой лентой, прихотливым полукольцом, расстеленной по зелени травы. Вдоль русла, у самой воды, и по всей долине росли кусты тамариска. Тамариск был еще гол, холодная погода задержала цветение, но кисти его уже налились розовым соком. И от этого река казалась окутанной легким розовым туманом.

Было тихо и только в колючих кустах, что росли по крутому склону бугра, что-то время от времени шуршало, потрескивало. Я думал — растет трава, пробивается сквозь старый валежник, но очень уж живой был этот шорох…

Что-то шевельнулось в ветвях ближнего куста, блеснуло жидким металлом, и я узнал в блестящем существе желтопузика. Того самого желтопузика, который по форме тела очень похож на змею, но не змея, а всего лишь безногая ящерица.

Никогда мне не доводилось видеть желтопузика так высоко от земли, никогда не слышал, что он может забраться на куст или на дерево. Но не это меня удивило и взволновало, а то, что он смотрел, не шевелясь, туда же, куда и я…

То ли он охранял свою территорию от возможного посягательства других желтопузиков, то ли грелся, а может, как и я, смотрел на воду, кусты и обрывы, на уступах которых трепетали красные маки?

Меня взволновала одна очень простая мысль: «Что он чувствует, глядя на эту прекрасную долину?»

…Я поднялся, подошел поближе. Желтопузик помигал веком, открывая и закрывая желтый глаз с острым темным зрачком, — забеспокоился, быстро скользнул вниз, прошуршал по сухим листьям… И вот уж нет его, только где-то в траве еще раз возник и затаился вкрадчивый шелест…

ПЕРЕОДЕЛСЯ

На теплом бугорке у воды грелся уж. Я наклонился и увидел, что вместо глаз у него голубовато-белые пятна. Похоже, что уж слепой.